проза жизни

scroll down

проза жизни

scroll down

INSOMNIA

После кошмара, приснившегося в одну из февральских ночей, Афанасий долго лежал не открывая глаз. Вздрагивая то ли от холода, то ли от смутных предчувствий, он стал мысленно прокручивать свой сон от начала до конца.

Темный туннель и старая дверь в конце. Дверь в конце туннеля…  Железная, без ручки и замочной скважины. Хм! К чему бы это?!

Афанасий знал, что ум его не успокоится до тех пор, пока не найдется толкование в соннике. Это заставило несчастного встать с постели и включить «Google – поиск».

Версий оказалось немало – сонник Эзопа и Нострадамуса, сонник по Фрейду и ведический, а также китайский, мусульманский, дворянский и даже цыганский!

– Господи! Какой же выбрать?! – воскликнул Афанасий и замер, в ожидании ответа свыше. Интуиция подсказывала, что следует выбрать дворянский.

– Ну конечно дворянский! –  подумал он. – Наши предки, как правило, отличались слабым здоровьем, ценили комфорт и проявляли большой интерес к медицине, что явно указывает на аристократические корни.

Не далее, как вчера, перелистывая перед сном «Справочник терапевта», Афанасий нашел болезнь под названием – «Fatal Familial Insomnia». Все перечисленные признаки рокового недуга, такие, как быстрая утомляемость, нарушение сна в ночное время и легкое недомогание в дневное – у него были. В описании также сообщалось, что болезнь эта – редкая и передается только по наследству, что явно указывало на тонкую душевную организацию и благородное происхождение болеющего.

Fatal Insomnia, – произнес он вслух, растягивая гласные, – Инсомния Фаталь! – Звучит красиво.

Детские годы и мемории

В детстве чтение «Справочника терапевта» доставляло Афанасию какое-то необъяснимое, почти физическое удовольствие. Он читал его перед сном прислушиваясь к звуку собственного голоса и уже сам этот процесс действовал, как успокоительное на ночь.

Описание препаратов, симптомов и побочных эффектов он воспринимал, как иностранный язык и каждое незнакомое слово старался произносить медленно и с выражением:

«… обладает седативным, снотворным и миорелаксирующим действием, усиливает действие снотворных и наркотических препаратов, а также алкоголя». В слове «алкоголь» Афанасий делал правильное ударение, на букву А, и дедушка, не отрывая взгляд от телевизора, одобрительно кивал головой.

– Ты уже принял свой эле- е -ниум? – спрашивал он деда, нарочно растягивая гласную Е. Совсем крошечные, легкие, как воздух таблетки лазурно-голубого цвета, казалось, обладают магнетической силой притяжения. Глядя на них, Афанасий каждый раз удивлялся – как такая малюсенькая, почти невесомая таблеточка может заставить уснуть взрослого человека.

Дедушка принимал много лекарств и в шкафу у него было настоящее богатство – для сердца и печени, от давления и боли в животе, или отравления, а уж, что до снотворных и успокоительных – тут было где разгуляться – от простых травяных настоек до тех, что «строго по рецепту». Когда он открывал свою сокровищницу в комнате стоял такой чудесный запах, от которого у Афанасия приятно кружилась голова и наступала  минута блаженства. Сладковато-удушливый букет с легкой ноткой аниса и валериановых капель раскрывался постепенно, обволакивал его, как волшебное облако, прилетевшее из заморских стран. Этот запах он помнил до сих пор и ни разу, ни в одной аптеке не встречал ничего подобного.

Оставаясь один в комнате, маленький Афанасий подолгу рассматривал дедушкины таблетки и пилюли, хранившиеся в шухляде платяного шкафа. Шкаф стоял прямо возле окна, поэтому некоторые баночки были затянуты плотной черной тряпкой, чтобы солнечный свет их не разрушал. Те же, что не боялись света – напоминали конфеты-горошины самых невообразимых цветов. Их можно было рассматривать сквозь стекло, встряхивать и любоваться. Больше всего Афанасию нравились полупрозрачные капсулы темно-красного цвета. Он прикладывал к каждому глазу по одной такой «гранатовой бусине» и смотрел в окно. Получался искусственный закат.

***

Афанасий знал, что дедушка на снотворных еще с войны. Он был  профессиональный врач-терапевт и, несмотря на хрупкое телосложение выносил с поля боя тяжело раненых, лечил и спасал их от верной гибели. Там из-за стресса он и потерял свой сон, хотя был еще совсем молодой.

Как-то раз, принимая седативное на ночь, дед с усмешкой сказал, что несмотря на хроническую бессонницу умрет во сне. Его слова оказались пророчеством. Он действительно умер во сне, от передозировки.

Когда старый проверенный друг элениум уже перестал действовать, как снотворное, дедушка выписал себе новое средство, после которого появились провалы в памяти и галлюцинации. Вероятно, во время таких провалов с видениями он принимал снотворное снова, и снова, чтобы отключиться и уснул в этот раз навсегда.

В старом справочнике сохранилась закладка – затертый от времени рецептурный бланк с печатью, на котором размашистым и неразборчивым почерком было выведено несколько слов на латыни. Бланк всегда лежал в разделе: «Лечение синдрома абстиненции при алкоголизме» и трогать его, или – «Не дай бог!» – перекладывать на другую страницу дед не позволял никому. Это было строгое правило, которое внук старался не нарушать, чтобы не расстраивать его.

Дедушки уже давно не было рядом, но Афанасий продолжал читать справочник перед сном – вслух, медленно и с выражением. Это успокаивало и отвлекало от дурных мыслей о возрастных изменениях, деменции, дегенеративных изменениях в позвоночнике, общем дряхлении организма и неотвратимости скорой кончины.

Мемория № 1.

Будучи в классе пятом, Афанасий любил выписывать названия лекарственных препаратов в специальную тетрадь, заучивал их наизусть, а утром, по дороге в школу, громко выкрикивал, ритмично подпрыгивая на ходу:

­– Гидазепам! Клоназепам! Лоразепам!

Прохожие в недоумении смотрели на прыгающего мальчика, а некоторые даже  останавливались, чтобы убедиться, все ли с ним хорошо. Сам же Афанасий был убежден, что вызывает восхищение у публики и периодически кланялся, как это делают настоящие артисты речевого жанра, встречая аплодисменты.

Стихи собственного сочинения были предметом его гордости. Он читал их громко и выразительно, а если для завершения музыкально ритмической композиции не хватало слов из справочника, он смело импровизировал:

Лоразепам! Лоразепам!

Его принимайте по вечерам!

По вечерам, но не по утрам!

Его я очень советую вам!

Таблеточка круглая, розовый цвет!

Одну только выпьешь – и волнения нет!

Рано открывшийся дар к стихосложению проявлял себя в самых неожиданных ситуациях и формах, а поводом к творчеству могло стать любое событие. Так однажды, накануне визита к врачу, он написал свое перовое пятистишье в японском стиле:

Майонезная баночка

Из-под хрена

Приготовлена, ждет

Будильник заведен на восемь

Завтра – анализ.

Дедушка стихи похвалил, но сказал что в следующий раз, когда надо будет сдавать другой анализ – про коробочку из-под спичек писать не стоит.

Мемория № 2.

Когда Афанасию едва исполнилось тринадцать у него вдруг пропал голос.

– Наверное  простудился, или подхватил вирус, – подумал он и, на всякий случай, занялся самолечением. Пил теплое жигулевское пиво перед сном, рассасывал заспиртованные вишни из дедушкиной наливки, делал себе три раза в день микстуру «Гоголь-моголь» из сырых яиц с сахаром и старался побольше молчать. Но все это не помогало. Голос не появлялся, а как только он пробовал говорить – получалось рычание, как у старой охрипшей собаки.

Дедушка сказал, что беспокоиться не нужно, и что голос обязательно проявится, когда созреет, а через неделю принес какую-то книгу, обернутую в газету и оставил ее на столе. Название было интригующим – «Пубертатный период у мальчика. Что должны знать родители».

Поскольку Афанасий не был уверен, что книга оставлена надолго, решил что будет читать ее ночью, под одеялом, подсвечивая карманным фонариком.

Глава «О различиях у мальчиков и девочек» оказалась самой интересной. В ней писалось о признаках полового созревания и гормонах, которые, словно армия солдат «атакуют» организм бедного подростка.

Дочитав главу, Афанасий понял откуда берутся все его недуги, такие как «усталость, перепады настроения, головные боли и трудности с концентрацией внимания». Теперь то он сможет объяснить учителям, что ему мешает учиться! И это никакая не «лень-матушка в нем сидит», а серьезные гормональные атаки, высасывающие из юного организма все силы.

Оказалось, что «психика подростка  – очень подвижна и восприимчива» (эта мысль показалась юноше очень верной), а еще – он обнаружил у себя «ПодавлЁнное либидо» (или подАвленное либидо), и это было похоже на диагноз.

Афанасий прочитал всю книгу, от начала до конца, рассмотрел схемы, рисунки и поясняющие графики, а затем вытянулся под одеялом во весь рост и стал размышлять. Он чувствовал, как новые знания целебным бальзамом растекаются по его юному, еще не окрепшему телу и был счастлив от того, что смог прикоснуться к волшебной силе науки.

Афанасию вдруг захотелось написать об этом стихи – что-нибудь философское и возвышенное. Про то, как спасительный «огонь познания» коснулся его ума, тронул утомленное сердце и открыл врата истины. Первые строчки появились сразу. В них было про одинокого путника в ночи, о метаниях и страданиях юного тела (тут он, конечно, прибегнул к метафорам и символам, как и подобает поэту).  Но с рифмой что-то никак не складывалось и он решил отложить стихи до завтра.

– Наверное сейчас мозг занят обработкой научной информации – подумал он.

И действительно, мозг его буквально вскипал от вопросов и новых терминов, а новые знания о природе человеческой не давали уснуть. Афанасий не понимал, как вообще жить дальше с этим либидо, если оно подавляется, как нежелательное, но в то же время оно и есть «желание»? И как в этом всем разобраться?

Дедушке в проблемных ситуациях обычно помогала 40- градусная водка. По его словам – человеку достаточно принять всего 50 мл, чтобы дух просветления («spiritus claritatis») пришел и внес ясность.

Но искать водку среди ночи Афанасий не стал. Во-первых, потому что не так то просто ее найти среди других бутылочек, да еще в темноте! А, во-вторых, он уже ее как-то раз пробовал.

До этого он думал, что не бывает ничего хуже, чем рыбий жир, который ему давали в раннем детстве «для профилактики рахита» (по столовой ложке натощак с куском черного хлеба на закуску). Даже горький бромистый калий на ночь  (тоже по столовой ложке ) в сравнении с водкой был не самым отвратительным лекарством. Отхлебнув всего один глоток из бутылочки, Афанасий сделал вывод, что такую гадость могут принимать только люди, нарочно обрекающие себя на страдания.

Другое дело – домашняя наливка, которая стоит в пятилитровом бутиле на подоконнике! Но она далеко, и очень тяжелая. Еще выпадет из рук и разобьётся! Тем более, что руки у него после такого чтения с фонариком – уставшие.

Мемория № 3. Сон Афанасия

Во сне Афанасий увидел свое «Либидо». Оно висело над ним в виде гигантского воздушного шара с корзиной для воздухоплавания, который был наполнен взрывоопасным газом «тестостероном». В корзине стоял его дедушка. Он вел себя очень странно – прыгал, раскачивал корзину и что-то возбужденно кричал, размахивая руками. Видимо звал Афанасия отправиться в путешествие. Шар был огромный, а дедушка – совсем маленький, похожий на школьника.

Шар медленно приближался и казалось, вот-вот взорвется, прямо над головой, но в саму опасную минуту сон прервался.

Афанасий стал думать о том, что бы произошло, не проснись он вовремя. Наверное, гигантский шар мог лопнуть и разорваться на мелкие кусочки! И тогда невидимый опасный газ тестостерон мог распространиться по воздуху неизвестно как далеко!

Афанасий натянул одеяло до бровей и зажмурился, пытаясь представить большой взрыв. Аэростат висел в воздухе, потом приближался и, как будто даже взрывался, но затем снова оказывался цел и невредим. Дальше этого эпизода ничего не продвигалось. Спать уже не хотелось и Афанасий стал сочинять продолжение со счастливым финалом.

Получался, своего рода сериал. В одной из серий дедушка выпрыгивал из корзины прямо в море, в другой – доставал парашют и медленно спускался на землю. После удачного приземления он бежал в лес к партизанам, где занялся их просвещением – учил как правильно собирать лекарственные травы и делать из них настойки, как лечить раны, накладывать повязки и даже, если нужно – вырезать аппендицит. Молодым бойцам он собственноручно наливал по столовой ложке брома перед сном и укрывал теплым одеялом.

В третьей серии – уже не дедушка, а сам Афанасий высоко парил над землей, путешествуя на шаре, который нес его в дальние страны, мимо рек, морей и высоких гор.

Путешествие ему понравилось, но пора было приземлиться на ночлег и запастись провиантом.

– Это должно быть красивое место, со старыми замками, богатой природой и хорошей здоровой едой! – подумал Афанасий и выбрал Францию. Приземлившись, он тут же оказался в объятиях рыжеволосой Анжелики – красавицы из фильма для взрослых «Анжелика и Король». Варианты окончания этой серии были бесчисленны, и все они начинались с того, что прекрасная Анжелика появлялась в голубом полупрозрачном платье с большим декольте.

Кажется, именно тогда появилась его периодическая бессонница. Афанасий считал ее привилегией творческих натур, и ночью, когда не спалось, сочинял стихи. В своем дневнике он называл ее исключительно по латыни – «Insomnia».

Мемория № 4.

Школьное детство Афанасия прошло в большой коммунальной квартире. Соседи часто заглядывали к ним в комнату, спрашивали деда какое лекарство лучше принять и просили измерить давление. У него был тонометр и фонендоскоп, который  Афанасий мог в любое время прикладывать к груди под майкой и слушать свои сердечные ритмы, периодически задерживая дыхание.

– Мальчик у вас такой замечательный, – говорила тетя Соня дедушке, поглаживая Афанасия по плечу, – спокойный и вдумчивый. Сразу видно, что из интеллигентной семьи.

Тетя Соня обращалась к нему со словами «юноша» и «Вы», что очень нравилось восьмилетнему Афанасию. В ее комнате, где он находил счастливые минуты уединения, всегда пахло корвалолом и чем-то сладковато пряным. В ее серванте, за стеклом, стояли фарфоровые фигурки, которые можно было подолгу разглядывать – девочка на коньках, большой петух, обезьяна с книгой, обнаженные нимфы, обнимающие друг друга за талию и множество мелких зверюшек, которые прятались среди рюмок, чашек и неполных сервизов. Была также хрустальные ваза с конфетами и шесть белых слонов, выстроенных в ряд, один за другим, чтобы привлечь семейное счастье. Правда, было их не семь, как положено для счастья, а только шесть, потому что один – закатился под кровать и пропал там навсегда. Афанасий был почти уверен, что пропавший слон сначала долго путешествовал, потом на него напала орда тараканов и он храбро сражался с ними, но в конце концов, запутавшись в пыльной паутине, погиб, как герой. Тараканов было много, а он – один.

Мемория № 5.

У тете Сони было две комнаты, одну из которых, совсем крошечную, она сдавала «бедным студентам». Квартирант по имени Казимир отличался от других постояльцев. Он был хорош собой, носил модные рубашки и никогда не здоровался с соседями. Он как будто не замечал их на многолюдной кухне, а проходя по длинному узкому коридору, быстро проскальзывал мимо встречных пешеходов, словно тень или призрак. Исключением был только кот Пушок и Афанасий. С котом он разговаривал так, будто это был человек, который все понимает, но не говорит, а Афанасия иногда приглашал к себе на чай с конфетами. На своей территории Казимир превращался в нормального общительного парня и разговаривал с ним, как со взрослым.

От родственников из Одессы Казимир иногда получал передачи – что-нибудь из еды, домашнее варенье, шоколад и кубинские сигареты «Partagas» в красивой упаковке. Сигареты имели специфический крепкий запах и курил он их в туалете, единственном на всю коммунальную квартиру. Там же он читал конспекты лекций и чувствовал себя вполне свободно, рассиживаясь подолгу на деревянном кружке тети Сони.

Соседи приходили в бешенство. Они яростно стучали в дверь, угрожали, что вызовут милицию и даже выключали свет. Но Казик (так ласково его называла тетя Соня) был невозмутим. Он не обращал внимания на все эти провокации и  угрозы, а однообразные по своему содержанию призывы, такие как «Немедленно выйдите из уборной!» или «Имейте совесть! Вы тут не один!», казалось, вообще не проникали в его уединенное пространство. Используя общественный клозет, как единственное укромное место для осмысления жизни, Казимир продолжал медитировать над конспектом и курить заморские сигареты.

***

Воспоминания посещали Афанасия исключительно по ночам. Именно в это время ум его был наиболее активным и подталкивал к невероятным открытиям, которые он сразу записывал в «Тетрадь для заметок». Тетрадь  всегда была под рукой, на ночном прикроватном столике, потому что уже на следующий день Афанасий ничего не мог вспомнить.

–  Почему Казимир сидел часами на твердом кружке, если у него была своя комната и мягкое кресло? – стал рассуждать Афанасий, продолжая лежать в полной темноте.

– А что, если это была акция протеста? – подумал он. – Ну, конечно! Как раз тогда, в 1968 – м,  в Париже такие же, как он студенты перевернули все с ног на голову! Правительство доигралось, и вся молодежь бунтовала. Они призывали к анархии и выкрикивали лозунги:

Запрещается запрещать! ( Il est interdit d’interdire!)

– Будем жестокими! (Soyons cruels!)

– Алкоголь убивает. Принимайте ЛСД! (L‘alcool tue. Prenez du L.S.D.!)

Афанасий представил, как в дождливый майский день 1968-го худенький, промокший до нитки Казимир стоит на улице вместе с другими демонстрантами и что-то выкрикивает по-французски, а затем отрывает огромный булыжник с мостовой и бросает в сторону полицейских. Стражи порядка уже успели оцепить Латинский квартал. Они стояли с дубинками и в защитных касках, а на Казимире  был только легонький болоньевый плащ, который, словно парус раздувался на ветру!

Эта картина показалась ему абсолютно реальной. Как будто он сам сейчас стоит рядом с Казимиром, наблюдая за событиями весны 1968-го. Побыв еще какое-то время среди бунтующих студентов, Афанасий вернулся к своим размышлениям.

– Казимир никогда не был в Париже и не учился в Сорбонне. Весной 1968- го  он ходил на лекции в красный корпус Киевского университета, на улице Владимирской. Шел пешком от нашего дома, минут тридцать, а если прогулочным шагом и неспеша,  то минут пятьдесят. Следовательно, у него было время подумать о нашумевших тогда событиях во Франции. Откуда он все это знал? Информация в университете, особенно на факультете журналистики, распространяется быстро. Вероятно, он воспринял эту новость с восторгом и потом в знак солидарности устроил молчаливый протест в общей уборной.

Такой вывод показался Афанасию весьма вероятным и убедительным.

«Бунт прогрессивной молодежи Франции нашел отклик в сердце советского студента»! – написал он пафосную строчку  в «Тетради для заметок», закончив на этом свое интеллектуальное расследование.

Он посмотрел на часы. Стрелки очень быстро приближались к половине четвертого, а затем стали бешено вращаться по кругу. Оббежав циферблат несколько раз, они резко остановились.

– Что-то опять случилось с ними! – подумал Афанасий и снова погрузился в воспоминания.

***

В коммунальной квартире было всего восемь комнат и двадцать восемь соседей. Многие звали маленького Афанасия зайти в гости и чем-нибудь угощали, но больше всего он любил заходить к тете Соне. Казалось, нет в мире лучшего места, чем ее полутемная, похожая на лавку древностей, комната. Он отчетливо вспомнил ее пыльные кружевные салфетки, настольную лампу с абажуром и скрипящие половицы. Казалось, он на самом деле сейчас там. Мысленно переступив знакомый порог, Афанасий ощутил вселенский покой и божью благодать, также как это не раз бывало в детстве.

– В нашей коммуналке, в конце 60-х,  я провел лучшие годы жизни! – неожиданно воскликнул он, – И если бы я мог остановить время, то остался бы здесь навсегда!

Он продолжал разглядывать обстановку вокруг, и она открывалась перед ним во всех деталях – увидел рисунок на плотных шторах, сквозь которые едва пробивался солнечный свет, розовую обивку на стульях и дыру, прожженную утюгом на одном из них.

– Возможно ее оставил на прощание Казимир в знак протеста! Против чего конкретно? Трудно сказать. Против буржуазной морали и мещанства, или против уродства советской действительности. Конечно он мог просто забыть выключить утюг, опаздывая на лекции. И ведь не спросишь его уже, как на самом деле все было. Какие девушки учились тогда в университете, какой была жизнь советского студента в конце 60-х? Почему именно «Partagas», а не какой-нибудь «Казбек» или «Огонек» ? Ну и почему на самом деле он так игнорировал соседей, тоже интересно!

Афанасий   означает «бессмертный»

– Удивительно, какими подробными могут быть воспоминания, – подумал Афанасий. – Как будто посмотрел старое знакомое кино. Неужели так подействовал Диазепам?

ДИА-ЗЕПАМ! По вечерам!

Парам-парам, Парам-Пам-пам!..

Включив ночную лампу, он одел очки и перечитал инструкцию. В описании побочных эффектов, среди прочего, были и парадоксальные реакции, такие как нарушение сна и галлюцинации.

«ПРИ ИХ ПОЯВЛЕНИИ ДИАЗЕПАМ СЛЕДУЕТ ОТМЕНИТЬ» – прочитал он вслух и тяжело рухнул на кровать.

К Афанасию вернулось изначальное чувство тревоги. Он вспомнил свой сон про закрытую дверь в конце туннеля. Волнение усилилось и он поспешил открыть Google-поиск. Оказалось, что все это время компьютер был открыт на странице «Дворянский сонник».

–  Что означает Дверь в конце туннеля?  – спросил он, обращаясь к самому себе! – Дверь железная, закрытая и без ключа…

Наконец, толкование было найдено! Оно оказалось единственным, коротким и пугающим:

Вас ожидает Забвение после смерти.

Афанасий в переводе с древнегреческого означает «бессмертный»!  Athanasius – immortalis! – заметил внутренний голос, как будто протестуя.

Диазепам следует отменить»! – произнес тот же голос, но уже помягче.

Теперь Афанасий уже не был уверен, что «железная дверь в конце туннеля» ему действительно приснилась. Может показалось, или привиделось? Яркое цветное видение, похожее на живую картину, пришло к нему точно после таблетки диазепама. Наверное начались галлюцинации!

– Была всего одна таблетка, кажется! – неуверенно сказал он.

–  Или две? – опять вмешался внутренний голос.

Афанасий попытался вспомнить, но не мог. Он также не помнил пил ли перед этим алкоголь.

– Одна рюмка коньяка или две? – настойчиво спрашивал все тот же голос и не дождавшись ответа, процитировал знакомый текст:

«…обладает  миорелаксирующим и снотворным действием,  усиливает действие наркотических препаратов и алкоголя…»

Взгляд его машинально устремился в сторону окна, где все еще было темно. Порывы ветра усилились, заставляя старое дерево скрипеть и раскачиваться из стороны в сторону. Афанасию вдруг показалось, что на нем появились плоды, похожие на яблоки.

– Должно быть морозоустойчивые – подумал он.

Удивительным было то, что эти яблоки постоянно двигались, перемещаясь с ветки на ветку и подмигивали. Голова его сильно кружилась от этого танца. Наконец неугомонные существа остановились, распределившись на дереве, словно елочные игрушки. Афанасий пересчитал яблоки, их оказалось ровно 28.

Алкоголь убивает! Принимайте ЛСД! – выкрикнуло одно.

Немедленно освободите помещение! Ваше время истекло! – взвизгнуло другое, поменьше, и тут же с грохотом упало вниз.

Самое крупное яблоко, немного перезревшее и сморщенное, напоминало лицо тети Сони. Зацепившись за ветку, оно раскачивалось и насвистывать знакомую мелодию из старого французского фильма. Афанасий подошел поближе к окну. Заметив его, яблоко перестало качаться, улыбнулось и доверительно прошептало:

Ни о чем не беспокойтесь, юноша! Я буду с Вами! Всегда!

Это было последнее и самое большое яблоко. С новым порывом ветра оно окончательно оторвалось от тоненькой ветки и бесшумно исчезло, оставив Афанасия в состоянии полного блаженства и покоя.

Припав лицом к холодному оконному стеклу, он повторял услышанное только что послание, или обещание, и оно, словно эхо ритмично отзывалось в его сердце:

Буду с Вами всегда! Буду с Вами! Всегда! …

***