После кошмара, приснившегося в одну из февральских ночей, Афанасий долго лежал не открывая глаз. Вздрагивая то ли от холода, то ли от смутных предчувствий, он стал мысленно прокручивать свой сон от начала до конца.

– Длинный темный туннель и старая железная дверь в конце. Без ручки и замочной скважины дверь в конце туннеля…  Хм! К чему бы это?! Такой сон несет в себе тайное послание! Но какое именно?

Афанасий знал, что ум его не успокоится, пока не найдется толкование в соннике. Это заставило несчастного встать с постели и включить «Google – поиск».

Версий оказалось немало – сонник Эзопа и Нострадамуса, сонник по Фрейду и ведический, а также китайский, мусульманский, дворянский и даже цыганский!

– Господи! Какой же выбрать?! – воскликнул Афанасий и замер, в ожидании ответа свыше. Интуиция подсказывала, что следует выбрать дворянский.

– Ну конечно дворянский! –  подумал он. Предки по дедушкиной линии, как правило, отличались слабым здоровьем, ценили комфорт и проявляли большой интерес к медицине, что явно указывает на аристократические корни.

Не далее, как вчера, перелистывая перед сном старый «Справочник терапевта», Афанасий нашел у себя новую болезнь под названием – «Fatal Familial Insomnia» . Все признаки рокового недуга, такие, как быстрая утомляемость, нарушение сна в ночное время и легкое недомогание в дневное –  у него, несомненно, были. В описании также сообщалось, что болезнь эта – редкая и передается только по наследству, что лишний раз указывало на тонкую душевную организацию и благородное происхождение болеющего.

– Fatal Insomnia, – произнес он вслух, растягивая гласные –  Инсомния Фаталь! – звучит красиво!

Детские годы и мемории

В детстве чтение «Справочника терапевта» доставляло Афанасию какое-то необъяснимое, почти физическое удовольствие. В нем все слова были, как иностранные, и каждое он старался произносить медленно, с выражением, прислушиваясь к звуку собственного голоса:

«… обладает седативным, снотворным и миорелаксирующим действием, усиливает действие снотворных и наркотических препаратов, а также алкоголя! (В слове «Алкоголь» Афанасий делал правильное ударение, на букве А, и дедушка, не отрывая взгляд от телевизора, одобрительно кивал головой).

Он читал справочник перед сном и это действовало, как успокоительное на ночь.

– Ты уже принял свой эле- е -ниум? – спрашивал он деда, напевно растягивая гласную Е. Слово элениум звучало, как музыка и завораживало маленького Афанасия. Крошечные и легкие, как воздух таблетки ярко-голубого цвета, казалось, обладают магнетической силой притяжения. Он любил их рассматривать, держа на ладони, и каждый раз удивлялся их невесомости.

Дедушка принимал много лекарств и в шкафу у него было настоящее богатство – для сердца, печени, давления, от боли в животе и отравления. А уж, что до снотворных и успокоительных – тут было где разгуляться, от простых спиртовых настоек до тех, что «строго по рецепту». И когда он только открывал свою сокровищницу в комнате стоял такой волшебный запах, от которого у Афанасия приятно кружилась голова и наступала  минута блаженства. Сладковато-удушливый букет с легкой ноткой аниса и валериановых капель раскрывался постепенно, обволакивал, как волшебное облако, прилетевшее из заморских стран. Этот запах он помнил до сих пор, и ни разу, ни в одной аптеке не встречал ничего подобного.

Оставаясь один в комнате, маленький Афанасий подолгу рассматривал дедушкины таблетки и пилюли, хранившиеся в шухляде платяного шкафа. Шкаф стоял прямо возле окна, поэтому некоторые баночки были затянуты плотной черной тряпкой, чтобы солнечный свет их не разрушал. Те же, что не боялись света – напоминали конфеты-горошины самых невообразимых цветов. Их можно было рассматривать, встряхивать в баночках и любоваться. Больше всего Афанасию нравились полупрозрачные капсулы темно-красного цвета. Он прикладывал к каждому глазу по одной такой «гранатовой бусине» и смотрел в окно. Получался искусственный закат.

***

Дед принимал снотворные еще с войны. Он был на фронте, выносил с поля боя раненых, делал перевязки, лечил и спасал их от верной гибели. Он был еще совсем молодой, когда из-за стресса потерял сон и подсел на таблетки, без которых уже не мог обойтись в дальнейшем.

Принимая на ночь снотворное, дедушка иногда говорил, что несмотря на бессонницу умрет во сне. Афанасий не придавал значения его словам и воспринимал их, скорее, как шутку, чем роковой сценарий. Однако именно так все и произошло. Он умер от передозировки снотворного.

Когда дедушкин элениум перестал оказывать на него снотворное действие, он выписал себе новое средство посильнее, после чего появились не только провалы в памяти, но и галлюцинации. Вероятно во время таких провалов с видениями он принимал снотворное снова, чтобы отключиться и уснул, в этот раз – навсегда.

В старом справочнике сохранилась закладка в виде рецептурного бланка с печатью, где размашистым неразборчивым почерком было выведено несколько слов на латыни. Затертый от времени бланк, похожий на помятый носовой платок, всегда лежал в разделе: «Лечение синдрома абстиненции при алкоголизме». Эту бумажку дедушка не позволял никому трогать, или – «Боже упаси»! – перекладывать на другую страницу.

Прошло много лет и дедушки уже давно не было рядом, но Афанасий продолжал читать справочник перед сном. Это успокаивало и отвлекало от дурных мыслей о возрастных изменениях, таких как деменция, дегенеративные изменения в позвоночнике, общее дряхление организма и неотвратимость скорой кончины.

Мемория № 1.

Будучи в классе пятом, Афанасий любил выписывал названия лекарственных препаратов в специальную тетрадь, заучивал наизусть, а утром, по дороге в школу, громко выкрикивал их, ритмично подпрыгивая на ходу:

­– Гидазепам! Клоназепам! Лоразепам!

Прохожие в недоумении смотрели на прыгающего мальчика, а некоторые даже  останавливались, чтобы убедиться, все ли с ним хорошо! Сам же Афанасий был убежден, что вызывает восхищение у публики и, периодически кланялся, как настоящий артист речевого жанра, в ожидании аплодисментов.

Стихи собственного сочинения были предметом его гордости. Он читал их громко и выразительно, а если для завершения музыкально ритмической композиции не хватало слов из справочника, он смело импровизировал:

Лоразепам! Лоразепам!

Его принимайте по вечерам!

По вечерам, но не по утрам!

Его я очень советую вам!

Таблеточка круглая, розовый цвет!

Одну только выпьешь – и волнения нет!

Рано открывшийся дар к стихосложению проявлял себя в самых неожиданных ситуациях, а поводом к творчеству могло стать любое событие. Так однажды, накануне визита к врачу, он написал свое перовое пятистишье в японском стиле:

Майонезная баночка

Из-под хрена

Приготовлена, ждет

Будильник заведен на восемь

Завтра – анализ.

Дедушка стихи похвалил, но сказал что в следующий раз, когда надо будет сдавать другой анализ – про коробочку из-под спичек писать не стоит.

Мемория № 2.

Когда Афанасию едва исполнилось тринадцать у него вдруг пропал голос.

– Наверное  простудился, или подхватил вирус,  – подумал он и на всякий случай занялся самолечением. Пил теплое жигулевское пиво перед сном, рассасывал заспиртованные вишни из дедушкиной наливки, делал себе микстуру гоголь-моголь из сырых яиц с сахаром и старался побольше молчать. Но все это не помогало. Голос не появлялся, а как только он пробовал говорить – получалось рычание, как у старой и охрипшей собаки.

Дедушка сказал, что беспокоиться не нужно, и что голос обязательно проявится, когда созреет, а через неделю принес какую-то книгу, обернутую в газету и оставил ее на столе. Название было интригующим – «Пубертатный период у мальчика. Что должны знать родители».

Поскольку Афанасий не был уверен, что книга оставлена надолго, решил что будет читать ее ночью, под одеялом, подсвечивая карманным фонариком.

Глава «О различиях у мальчиков и девочек» оказалась самой интересной. В ней писалось о признаках полового созревания и воинствующие гормоны, которые, словно армия солдат «атакуют» организм бедного подростка.

Дочитав главу до конца, Афанасий понял откуда берутся все его недуги, такие как «усталость, перепады настроения, головные боли и трудности с концентрацией внимания». Теперь то он сможет объяснить учителям, что ему мешает учиться! И это никакая не «лень-матушка в нем сидит», а серьезные гормональные атаки, высасывающие из юного организма все силы.

Оказалось, что «психика подростка  – очень подвижна и восприимчива» (эта мысль показалась юноше очень верной), а еще – он обнаружил у себя новую болезнь под названием «ПодавлЁнное лИбидо» (или подАвленное либидО).

Афанасий прочитал всю книгу от начала до конца, рассмотрел схемы, рисунки и поясняющие графики, затем вытянулся под одеялом во весь рост и стал размышлять. Он чувствовал, как новые знания волшебным бальзамом растекаются по его юному, еще не окрепшему телу и как он рад, что смог прикоснуться к волшебной силе науки.

Ему вдруг захотелось написать стихи об этом – что-нибудь философское и возвышенное. Про то, как спасительный «огонь познания» коснулся его ума, тронул утомленное сердце и открыл врата истины. Первые строчки появились сразу. В них было про одинокого путника в ночи и страдания юного тела…   Но с рифмой что-то никак не складывалось и он решил отложить стихи до завтра.

– Наверное сейчас мой мозг занят обработкой научной информации – подумал Афанасий.

И действительно, мозг буквально вскипал от вопросов и новых терминов, а новые знания о природе человеческой не давали уснуть. Афанасий не понимал, как вообще жить дальше с этим либидо, если оно подавляется, как нежелательное, но в то же время, и есть «желание»? И как в этом всем разобраться?

Дедушке для ясности мышления помогал медицинский спирт. По его словам – человеку достаточно принять всего 50 мл, чтобы дух просветления («spiritus claritatis») пришел к нему и внес ясность.

Но искать спирт среди ночи Афанасий не стал. Во-первых, потому что не так то просто его найти в аптечке среди других бутылочек, да еще в темноте! А, во-вторых, он уже его как-то раз его пробовал. Думал, что хуже, чем рыбий жир натощак и горький бромистый калий перед сном по столовой ложке уже и быть не может! Но медицинский спирт оказался еще хуже! Такую гадость могут принимать только люди, нарочно обрекающие себя на страдания!

Другое дело – домашняя наливка, которая стоит в пятилитровом бутиле на подоконнике! Но она далеко и очень тяжелая. Еще выпадет из рук и разобьётся! Тем более, что руки у него после такого чтения с фонариком уставшие.

Мемория № 3. Сон Афанасия

Во сне Афанасий увидел свое «Либидо». Оно висело над ним в виде гигантского воздушного шара. Под ним болталась корзинка для воздухоплавания, а в ней стоял дедушка. Шар был огромный, а дедушка – совсем маленький и похожий на школьника.

Дедушка вел себя очень странно – прыгал, раскачивал корзину и что-то возбужденно кричал, размахивая руками. Похоже, он звал Афанасия отправиться в путешествие, но его совсем не было слышно. Наполненный взрывоопасным газом «тестостероном», шар медленно приближался и нависал, а когда оказался совсем близко – сон прервался.

Проснувшись, Афанасий стал думать о том, что произошло бы с ним и с дедушкой, не проснись он вовремя. Наверное гигантский шар мог лопнуть и разорваться на мелкие кусочки! Хорошо, что он вовремя проснулся.

Афанасий натянул одеяло до бровей и зажмурился, пытаясь представить большой взрыв. Аэростат висел в воздухе, потом приближался и как будто даже взрывался, но затем снова оказывался цел и невредим. Дальше этого эпизода ничего не продвигалось. Спать уже не хотелось и Афанасий стал сочинять продолжение со счастливым финалом.

Получался, своего рода сериал. В одной из серий дедушка выпрыгивал из корзины прямо в море, в другой – доставал парашют и медленно спускался на землю. После удачного приземления он бежал в лес к партизанам, где занялся их просвещением – учил как собирать лекарственные травы и делать из них настойки, как правильно лечить раны, накладывать повязки и даже, если нужно – вырезать аппендицит. Молодым бойцам он собственноручно наливал по столовой ложке брома перед сном и укрывал теплым одеялом.

В третьей серии – уже не дедушка, а сам Афанасий высоко парил над землей, путешествуя на шаре, который нес его в дальние страны, мимо рек, морей и гор.

Путешествие ему понравилось, но пора было приземлиться, чтобы заправиться провиантом.

– Это должно быть красивое место, со старыми замками, богатой природой и хорошей здоровой едой! – подумал Афанасий и выбрал Францию. Приземлившись, он тут же оказался в объятиях рыжеволосой Анжелики – красавицы из фильма для взрослых «Анжелика и Король». Варианты окончания этой серии были бесчисленны, и все они начинались с того, что прекрасная Анжелика появлялась в голубом полупрозрачном платье с большим декольте.

Кажется, именно тогда и началась его бессонница. Афанасий считал ее привилегией исключительно творческих натур и в своем дневнике называл исключительно по латыни – «Insomnia».

Мемория № 4.

Школьное детство Афанасия прошло в большой коммунальной квартире. Соседи часто заглядывали к ним в комнату, спрашивали у дедушки какое лекарство лучше принять или просили измерить давление. Только у него был тонометр и фонендоскоп, который  Афанасий мог в любое время прикладывать к груди под майкой, чтобы послушать свои сердечные ритмы, периодически задерживая дыхание.

– Мальчик у вас такой замечательный, – говорила тетя Соня дедушке, поглаживая Афанасия по плечу, –  спокойный и вдумчивый. Сразу видно, что из интеллигентной семьи.

Тетя Соня обращалась к нему со словами «юноша» и «Вы», что очень нравилось восьмилетнему Афанасию. В ее комнате, где он находил счастливые минуты уединения, всегда пахло корвалолом и чем-то сладковато пряным, а в серванте, за стеклом, стояли фарфоровые фигурки, которые можно было подолгу разглядывать. Девочка на коньках, петух с открытым клювом, обезьяна в очках с книгой, обнаженные нимфы, обнимающие друг друга за талию и множество мелких зверюшек, которые прятались среди рюмок и чашек из неполных сервизов. Была также хрустальные ваза с конфетами и шесть белых слонов, которые выстроились в ряд, один за другим, чтобы привлечь семейное счастье. Правда, было их не семь, как положено для счастья, а только шесть, потому что один закатился под кровать и пропал там навсегда. Афанасий был почти уверен, что пропавший слон сначала долго путешествовал, а потом на него напала орда тараканов. Он храбро сражался, но в конце концов, запутавшись в пыльной паутине, погиб, как герой. Тараканов было много, а он – один.

Мемория № 5.

У тете Сони было две комнаты, одну из которых, совсем крошечную, она сдавала «бедным студентам». Квартирант по имени Казимир отличался от других студентов. Он был хорош собой, носил модные рубашки и никогда не здоровался с соседями. Он как будто не замечал их на многолюдной кухне, а проходя по длинному узкому коридору, где все соседи встречались лицом к лицу, быстро проскальзывал мимо, словно тень или призрак. Исключением был только кот Пушок и Афанасий. С котом он разговаривал так, будто это был человек, который все понимает, но не говорит, а Афанасия иногда приглашал к себе на чай с конфетами. На своей территории Казимир превращался в нормального парня и разговаривал с ним, как со взрослым.

От родственников из Одессы Казимир иногда получал передачи – что-нибудь из еды, домашнее варенье, шоколад и кубинские сигареты Partagás в красивой упаковке. Сигареты имели специфический крепкий запах и курил он их в туалете, единственном на всю коммунальную квартиру. Там же он читал конспекты лекций и чувствовал себя вполне свободно, рассиживаясь подолгу на деревянном кружке тети Сони.

Соседи приходили в бешенство. Они яростно стучали в дверь, угрожали, что вызовут милицию и даже выключали свет. Но Казик (так ласково его называла тетя Соня) был невозмутим. Он не обращал внимания на все эти провокации и  угрозы, а однообразные по своему содержанию призывы, такие как «Немедленно выйдите из уборной!» или «Имейте совесть! Вы тут не один!», казалось, вообще не проникали в его уединенное пространство. Используя общественный клозет, как единственное укромное место для осмысления жизни, Казимир продолжал медитировать над конспектом и курить заморские сигареты.

* * *

Воспоминания посещали Афанасия исключительно по ночам. Именно в это время ум его был наиболее активным и подталкивал к невероятным открытиям, которые он сразу записывал в «Тетрадь для заметок». Тетрадь  всегда была под рукой, на ночном прикроватном столике, потому что уже на следующий день Афанасий ничего не мог вспомнить.

–  Почему Казимир сидел часами на твердом кружке, если у него была своя комната и мягкое кресло? – стал рассуждать Афанасий, продолжая лежать в полной темноте.

– А что, если это была акция протеста? – подумал он. – Ну, конечно! Как раз тогда, в 1968- м,  в Париже такие же, как он студенты перевернули все с ног на голову! Правительство доигралось, и вся молодежь бунтовала. Они призывали к анархии и выкрикивали лозунги:

– Запрещается запрещать! ( Il est interdit d’interdire!)

– Будем жестокими! (Soyons cruels!)

– Алкоголь убивает. Принимайте ЛСД! (L‘alcool tue. Prenez du L.S.D.!)

Афанасий представил, как в дождливый майский день 1968-го худенький, промокший до нитки Казимир стоит на улице вместе с другими демонстрантами и что-то выкрикивает по-французски, а затем отрывает огромный булыжник с мостовой и бросает в сторону полицейских. Стражи порядка уже успели оцепить Латинский квартал. Все они – с дубинками и в защитных касках, а на Казимире только легонький болоньевый плащ, который, словно парус раздувается на ветру! Эта картина показалась ему абсолютно реальной. Как будто он сам сейчас стоял рядом с Казимиром и наблюдал за событиями весны 1968-го.

Побыв еще какое-то время среди бунтующей молодежи, Афанасий вернулся к своим размышлениям.

– Казимир никогда не был в Париже. Он не учился в Сорбонне, а посещал лекции в Киеве, в красном корпусе  университета на Владимирской. То есть – минут тридцать пешком от нашего дома, а если прогулочным шагом и неспеша, то минут 50. Следовательно, у него было время подумать о нашумевших тогда событиях во Франции. Откуда он все это знал? Информация в университете, особенно на факультете журналистики, распространяется быстро. Вероятно, он воспринял эту новость с восторгом и потом в знак солидарности устроил молчаливый протест в общей уборной.

Такой вывод показался Афанасию весьма вероятным и убедительным.

«Бунт прогрессивной молодежи Франции нашел отклик в сердце советского студента»! – написал он пафосную строчку  в «Тетради для заметок», закончив на этом свое интеллектуальное расследование.

Он посмотрел на часы. Стрелки очень быстро приближались к половине четвертого, затем стали бешено вращаться по кругу, и оббежав циферблат несколько раз остановились, проклеивавшись к нему намертво.

– Что-то опять случилось с ними! – подумал Афанасий и снова погрузился в воспоминания.

***

В коммунальной квартире было всего 8 комнат и 28 соседей. Они часто звали маленького Афанасия зайти в гости и чем-нибудь угощали, но больше всего он любил заходить к тете Соне. Казалось, нет в мире лучшего места, чем ее полутемная, похожая на лавку древностей, комната. Он вспомнил отчетливо запах, пыльные кружевные салфетки, старую настольную лампу и скрипящие половицы. Казалось, он и на самом деле сейчас там. Афанасий мысленно переступил знакомый порог, после чего также, как в детстве ощутил вселенский покой и божью благодать.

– Как хорошо оказаться в нашей квартире снова! Если бы я мог остановить время на конце 60-х, я бы остался здесь навсегда – подумал Афанасий.

Он рассматривал рисунок на плотных шторах, сквозь которые едва пробивался солнечный свет, стулья с розовой обивкой и даже заметил дыру, прожженную утюгом на одном из них. Возможно ее оставил на прощание Казимир в знак протеста. Против чего конкретно? Трудно сказать. Против буржуазной морали, накопительства и мещанства, или против нищеты и уродства советской действительности. Конечно он мог просто забыть выключить утюг, опаздывая на лекции. И ведь не спросишь его уже, как на самом деле все было. Какие девушки учились тогда в университете, какой была жизнь советского студента в конце 60-х? Почему именно Partagás, а не какой-нибудь «Казбек» или «Огонек» ? Ну и почему на самом деле он так игнорировал соседей, тоже интересно!

Афанасий  – означает «бессмертный»

– Удивительно, какими подробными могут быть воспоминания, – подумал Афанасий. – Как будто посмотрел старое знакомое кино. Неужели так подействовал Диазепам?

ДИА-ЗЕПАМ! По вечерам!

Парам-парам, Парам-Пам-пам!..

Включив ночную лампу, он одел очки и перечитал инструкцию. В описании побочных эффектов, среди прочего, были и парадоксальные реакции, такие как нарушение сна и галлюцинации.

«ПРИ ИХ ПОЯВЛЕНИИ ДИАЗЕПАМ СЛЕДУЕТ ОТМЕНИТЬ» – прочитал он вслух и тяжело рухнул на кровать.

К Афанасию вернулось изначальное чувство тревоги. Он почему-то вспомнил свой сон про закрытую дверь в конце туннеля. Волнение усилилось и он поспешил открыть Google-поиск, все на той же странице «Дворянский сонник». Дверь – Дверь железная, закрытая, без ключа… Толкование, наконец, было найдено! Оно оказалось единственным, коротким и пугающим:

Вас ожидает Забвение после смерти.

– Афанасий в переводе с древнегреческого означает – «бессмертный»!  Athanasius – immortalis! – заметил внутренний голос, как будто протестуя.

– Диазепам следует отменить»! – произнес тот же голос, но уже помягче.

Теперь Афанасий уже не был уверен, что «железная дверь в конце туннеля» ему действительно приснилась. Может показалось, или привиделось? Яркое цветное видение, похожее на живую картину, пришло к нему точно после таблетки диазепама. Наверное начались галлюцинации!

– Была всего одна таблетка, кажется! – неуверенно сказал он.

–  Или две? – опять вмешался внутренний голос.

Афанасий попытался вспомнить, но не мог, также как не мог отчетливо припомнить пил ли перед этим алкоголь.

– Одна рюмка коньяка или две? – настойчиво спрашивал все тот же голос и не дождавшись ответа, процитировал знакомый текст:

«…обладает  миорелаксирующим и снотворным действием,  усиливает действие наркотических препаратов и алкоголя…»

Взгляд его машинально устремился в сторону окна, где все еще было темно. Порывы ветра усиливались, заставляя старое дерево скрипеть и раскачиваться из стороны в сторону. Афанасию вдруг показалось, что на нем появились плоды, похожие на яблоки. Должно быть морозоустойчивые – подумал он. Удивительным было то, что эти яблоки постоянно двигались, перемещаясь с ветки на ветку и подмигивали. Голова его сильно кружилась от этого танца. Наконец неугомонные существа остановились, распределившись на дереве, словно елочные игрушки. Афанасий пересчитал яблоки, их оказалось ровно 28.

– Алкоголь убивает! Принимайте ЛСД! – выкрикнуло одно.

– Немедленно освободите помещение! Ваше время истекло! – взвизгнуло другое, поменьше, и тут же с грохотом упало вниз.

Самое крупное яблоко, немного перезревшее и сморщенное, напоминало лицо тети Сони. Зацепившись за ветку, оно раскачивалось из сторону в сторону и насвистывало какую-то знакомую мелодию, кажется, из старого французского фильма. Афанасий подошел поближе к окну, чтобы рассмотреть яблоко как следует. Заметив его, Лицо улыбнулось и доверительно прошептало:

– Ни о чем не беспокойтесь, юноша! Я буду с Вами! Всегда!

С новым порывом ветра яблоко окончательно оторвалось от тоненькой ветки и бесшумно исчезло, оставив Афанасия в состоянии полного блаженства и покоя.

Припав лицом к холодному оконному стеклу, он повторял услышанное только что послание, которое, словно эхо ритмично отзывалось в его сердце:

Буду с Вами! Всегда! Всегда! …

***