***

Первый день после Рождества. Центральный вокзал Брюсселя. После двухдневных празднований с детьми отправляюсь обратно, в деревню, где живу уже второй год. Отправляться что-то никак не получается. Дважды опоздала на поезд, потому что долго искала платформу, а в третий раз совсем коротенький состав из нескольких вагонов промчался мимо меня, ожидавшей его на другом конце платформы за колонной. С вокзала звоню своему родственнику (обычно он встречает меня на машине), но никак не могу дозвониться. Еще через час выяснилось, что он уехал далеко от дома, потому что ждал моего приезда не сегодня, а завтра. Я не взяла ключи, и это значит что до его возвращения (которое неизвестно когда случится) придется ждать на улице.

Только сейчас я заметила что стены вокзала возле платформ выкрашены в черный цвет, просто и лаконично намекая всякому приезжему, что его тут не особенно-то и ждали. Конечно  я бы не заметила, что все так мрачно, если бы уехала вовремя. Здесь легко себя  почувствовать  одиноким и бездомным. Особенно если ты из Киева, где сейчас война. Где-то там далеко мой настоящий дом, но теперь он – все равно, что призрак, и его изображение хранится в памяти. Время моего пребывания в чужой стране зависло, растянулось и застряло в бесконечности.

На этом вокзале можно отчетливо представить себя на месте тех несчастных, что затерялись и  живут в приютах, или в коробках. Они точно знают, как выглядит их локация, клочок земли, на котором они оказались, какие трещины на потолке (если он есть) и когда наступает тишина, чтобы немного поспать.

– Представлять себя настоящим бомжем – это что-то совсем из ряда вон, даже для моего воображения! – подумала я, стараясь поскорее отогнать мрачные мысли.  Но после чрезмерного сгущения красок приходит понимание того, что не так уж все и плохо. У меня есть где жить, есть крыша над головой и, возможно, я поздно попаду домой, но зато сегодня.

Поднявшись из черного подземелья наверх, я побродила в поисках воды, прикидывая варианты дальнейших действий. Спешить было некуда.

У меня был выбор – уехать ближайшим поездом и провести время на улицах своей деревни, поближе к дому, или прогуляться по центру Брюсселя. Празднично украшенная столица Европы уже виртуально нарисовалась в облаке и манила сотнями огней. Нашелся еще один выход с вокзала «Brussel Central», боковой, и я решила проверить куда он ведет.

У портала стоял высокий и стройный темнокожий молодой человек в теплой вязанной шапочке.

– Madame! Avez-vous quelques pièces de monnaie pour nourrir un pauvre ?*

Еще несколько заученных фраз на французском прозвучали не убедительно. Мой внутренний театральный критик всегда внимательно следит за интонациями. Именно они выдают всю правду чувств исполнителя.

Проследовав мимо него, я увидела еще одного молодого мужчину, который просто шел на меня с какой-то надписью на картонке. Тяжелый рюкзак за плечами не давал возможности остановиться и почитать его послание. Так я прошла и вторую преграду, сохраняя на лице выражение безучастности и сосредоточенности на чем-то своем, не имеющем отношения к происходящему во внешнем мире.

– Наверное тут особенное место – подумала я, наткнувшись на кучу мусора у входа. Внешняя стена вокзала была расписана художествами в виде посланий, многие из которых начинались со слова «FUCK». Мне бросилось в глаза одно на русском (удивительного ничего нет), совсем неприличное на букву «П», над которым возвышалась большая пятиконечная звезда. Стало совсем тоскливо и я развернулась на 180 градусов.

Передо мной открывался вид на маленькую площадь, куда стекались потоки людей, вышедших с вокзала «Brussel-Centraal». Несмотря на беспрерывно моросящий дождь толпы приезжих все прибывали, заполняя окружающее пространство, включая близлежащие извилистые улочки. Много шума, уличная еда, детские выкрики и неразборчивая речь на всех языках мира.

Это был последний ярус перед главной площадью «Grand Place», ожидающей нашествия гостей столицы. Здесь же, молодая женщина под фонограмму пела какую-то оперную арию на итальянском, в надежде что-нибудь заработать. Я замедлилась, замечая, как мимо меня  продолжают идти и просачиваться пешеходы. В моей памяти отчетливо нарисовалась картина из далекого прошлого, когда я впервые оказалась на этом самом месте – в центре маленькой круглой площади, где сейчас поет девушка на итальянском.

Это был 1996 год, и в Брюсселе я оказалась проездом, по пути в Амстердам, где должна была встретиться с коллегами из «Greenpeace». Самолеты из Киева туда летали не часто, поэтому нужно было сначала переночевать в Брюсселе, а утром проехать еще пару часов поездом на место назначения, с этого самого вокзала «Brussel-Centraal».

Был теплый сентябрьский вечер и приятный легкий ветерок развевал мои волосы. Ближе к ночи меня ждал номер в одной из центральных гостиниц, а впереди был целый вечер для знакомства с новым городом.

Я шла налегке, наблюдая, как протекает жизнь в самом центре  европейской столицы, заходила в ближайшие кафе, удивлялась большому ассортименту разливного пива и других напитков. Людей было не так много. Можно сравнить с нашим Андреевским спуском в обычные непраздничные дни.

Оказавшись на маленькой площади, где теперь пела певица на итальянском, я собиралась двигаться дальше, к знаменитому «Гранд Пляс» (или «Грот Маркт» на нидерландском), но совершенно неожиданно дорогу мне перерезал джип с открытым верхом, из которого валила громкая музыка – что-то вроде африканского джаза. Казалось, все – и водитель, и его пассажиры, молодые чернокожие ребята, были навеселе. Перейти дорогу – маленькую брусчатую  полоску, отделявшую меня от пешеходной улицы, никак не удавалось. Они кружили вокруг площадки, где я стояла, с каждым новым кругом замедляя ход. Наконец, остановив машину, водитель широко улыбаясь, немного привстал на сидении и помахал мне рукой. У него был возбуждённый, даже, счастливый вид. Затем он встал во весь рост и прокричал мне:

–   Эй! Гринпис! Поехали с нами! Будет весело!

Я была ошарашена! Как он мог знать? Я настолько удивилась, что не постеснялась спросить:

– Откуда вы знаете, что я из «Greenpeace»?

Он засмеялся и указательным пальцем потянулся к моей куртке, к тому месту, где был прикреплен круглый сине-голубой значек с изображением ныряющего кита. (До сих пор не понимаю – какое должно быть зрение, чтобы увидеть надпись «Greenpeace» издалека). Внутренний голос подсказывал, что все это веселье может оказаться очень небезопасным.

Я отказалась сесть в машину и она, взвизгнув, мгновенно исчезла – также быстро, как и появились. Пока тяжелые звуки музыки затихали вдалеке, я все еще стояла, как приклеенная к этой круглой площади, прокручивая в уме всю картину, похожую на отрывок из остросюжетного фильма.

Вокруг таких ребят всегда весело и всегда опасно, – думала я, – но степень их свободы и раскрепощенности вызывает восхищение. Интересно, какое было бы продолжение вечера, будь я посмелее? И все же – нет, не стоит так рисковать в чужой стране…

Так я рассуждала, продолжая гулять по Брюсселю, сохраняя блаженное ощущение свободы которая, как мне тогда казалось, нашла здесь свое воплощение, и в полной мере наслаждаясь собственной свободой выбора.

Проходя по ярко освещенным улицам, мимо множества ресторанов с летними площадками, где люди за обильными столами смеялись, шутили, флиртовали и пили вино, я думала о том, что когда-нибудь обязательно вернусь сюда, в этот город, с его старыми брусчатыми дорожками, пройдусь по извилистым улочкам, как ручейки стекающимся к главной королевской площади. И, наверное, буду вспоминать эту странную встречу с веселыми, бесшабашными ребятами, теплый сентябрьский вечер, ощущение легкого ветра на волосах и призрачный, витающий в воздухе вкус свободы.

_____

*Мадам! Не найдется ли у вас пару монет на пропитание бедному человеку?