Один летний месяц в моем детстве стал особенным. Он запомнился полным погружением в мир природы, буйным цветением растительности, пьянящим воздухом полей, запахом цветов и трав, в также новым ощущением свободы. Пространство вокруг оказалось бесконечным, а время протекало незаметно, или вовсе останавливалось, будто нарочно, давая возможность рассмотреть каждую картинку в мельчайших подробностях, кадр за кадром, как в художественном кино.

***

Из Киева в Бышев, где жила мама отчима, я приехала после окончания второго класса, в начале лета. Это было девятое лето в моей жизни. Каникулы в деревне должны были продолжаться около месяца, пока родители в Киеве были заняты переездом на новую квартиру. Я отправлялась в деревню из коммуналки на Золотоворотской, где прошли лучшие годы детства, а вернуться предстояло в новую, еще неизвестную квартиру на Лесном массиве (тогда район назывался Водопарк). Один месяц в деревне,  как промежуток между старой жизнью и новой, превратился в транзитную зону для пересадки с одного самолета на другой и она оказалась важным местом перемен, переходом к более взрослой жизни.

На следующий день, когда я впервые вышла из дома, меня охватило радостное предчувствие встречи с чем-то новым, неизвестным. Звенящую тишину вдруг прервал мощный крик петуха из соседнего двора. Закудахтали в ответ куры, зашелестела суетливо еще какая-то домашняя живность. Через минуту я оказалась сама на большой дороге и голову мою немного закружило. Я растерянно смотрела вокруг и не могла поверить, что могу идти куда угодно, в любом направлении. Куда же сначала? Пыльная и раскаленная от солнца дорога со следами колес и кучками свежего конского навоза куда-то звала меня. Нужно было только с силой оторваться от земли и побежать, быстро-быстро, так, чтобы в ушах засвистел ветер.

Дора

Маму отчима звали Федора Карповна. Тетя Дора, или просто – Дора. Кажется, я называла его именно так. В свои пятьдесят два она выглядела свежей и молодой. Невысокая и круглолицая, с крепким упругим телом, она как будто обладала двойной силой и успевала буквально все – с утра на огороде поспать, а потом – бегом в школу, где работала уборщицей. В это время там уже начался ремонт, и она вместе с другими жіночками красила стены и белила потолки, стоя на лестнице, или чаще, поддерживая ее для того, кто выше ростом. В перепачканных краской синих спец халатах, с «припудренными» от мела лицами, женщины развлекались тем, что громко пели в пустых классах а cappella, от чего пространство вокруг превращалось в концертный зал с хорошей акустикой. (В основном это были народные песни с драматическим сюжетом – «про Козака та Дівчину», об их тайных встречах при луне, а также препятствиях и злых кознях, подстерегающих влюбленных на пути к взаимному счастью). Подхватывая всеобщее хоровое многоголосие, Дора в конце каждого куплета затягивала последнюю ноту и долго держала, пытаясь добиться еще большего драматизма:

– Вийди, вийди мій миленький до мене ще хоч ра-а-а-а-з!

Вечером, после работы, Дора обходила свой большой огород, сапала і полола бур’яни, одним словом – поралась. Собирая колорадских жуков с картофельных листьев, она и меня учила этому нехитрому делу, вручив ведерко с водой, куда нужно было отправлять вредителей. Круглолицая и голубоглазая, всегда в светлом платочке с цветами. Казалось, она вообще никогда не унывает и не устает. Вечером, после всех своих работ, она бодрым голосом говорила:

– А зараз ми ще і їсти наваримо!

Дора не заставляла меня есть и не следила за режимом, как это было дома, в Киеве. У нас с ней все было по взрослому в этом вопросе: утром – «сніданок», а вечером – «вечеря»! Конечно, я могла себе что-то сама найти на кухне, но на это не было времени. Днем я ходила гулять, заходила в гости к соседским девочкам, играла с ними прямо на дороге, где иногда проезжали автомобили, или воз с лошадьми, а к вечеру, когда Дора каким-то чудом находила меня в одном из дворов и забирала домой аппетит у меня был уже не детский.

– Яєшню на салі будеш їсти? – спрашивала вона.

Увидев на сковороде яркие красные желтки глазуньи в окружении шипящих шкварок, я радостно кивала головой. Дора ловко нарезала большими ломтями буханку хлеба, ставила по центру стола огромную миску салата из свежих огурцов и трехлитровую банку простокваши. На закате у нас начинался настоящий пир, и не было ничего вкуснее в целом мире, чем наш ужин на двоих.

Веранда с огромным окном на запад позволяла сидя за столом, наблюдать, как красное солнце садится в бескрайнее поле огородных посадок. Когда оно полностью пряталось за горизонтом, распускались любимые Дорины цветы – «матіола» – мелкие, нежно-сиреневые, со сладко медовым дурманящим запахом. Мы садились поближе к ним, на маленькие скамеечки  – «ослінчики». Дора глубоко вдыхала цветочный запах и громко выдыхала, наслаждаясь. Выходило что-то вроде «А-а-а-ах!…». А я смотрела на яркое звездное небо и не могла оторваться. Оно было очень близко и совсем не такое, как в городе. Сейчас я бы сказала, что это было мое первое ощущение Вечности, той, которая всегда была, была до тебя, и будет после.

После ужина Дора отправляла меня спать, но сначала – смотрели телевизор. У меня не очень получалось его смотреть. Уже в ночной рубашке я устраивала перед телевизором концерт. Номера появлялись спонтанно в зависимости от того, что показывали. Если в телевизоре пели, я подпевала, а когда показывали балет – без особых усилий синхронно повторяла движения балерины, все ее хитроумные фигуры, батманы и фуэтэ, даже хождение с носка и на полупальцах. Казалось, я делаю все точно, как танцовщица в телевизоре. Но лучше всего у меня получались поклоны публике. Имея только одного зрителя в зале, я усердно делала глубокие реверансы, а Дора, глядя на меня, просто умирала от смеха. Она падала всем телом на кровать и сквозь стон, задыхаясь и корчась, повторяла «Боже ж мій, Боже! Ну це ж треба яке воно! Срання мале!»

Не могу сказать, что сразу поняла значение этого нового для меня словечка, но звучало оно для меня, как поощрение. Искренняя эмоциональная реакция Доры указывала на то, что она таким образом выражает свое восхищение, и когда она, смеясь, хлопала себя руками по бедрам, я принимала это, как аплодисменты исполнителю. Совершив еще один глубокий поклон – реверанс, как это делает профессиональная балерина на сцене, я продолжала вдохновенно копировать высокое искусство, кружась и взлетая вверх перед черно-белым экраном.

Перед концертом Дора разрешала накрасить губы ее помадой в крохотном золотом корпусе, насыщенного малинового цвета, так сказать, для соответствия театральному образу. Это была единственная ее помада, которой она почти не пользовалась. Разве что по большим праздникам.

Я наводила марафет, глядя в круглое зеркальце на столе, а потом, взяв немного ее одеколона «Красный мак» или «Кармен», старательно выводила пальцем круги и линии на запястьях и шее. Дора внимательно наблюдала за процессом, без комментариев. Казалось, можно вообще делать все, что заблагорассудится и любое твое желание исполнится легко и сразу.

После концерта телевизор бережно накрывался вышитой салфеткой, а я – раскрасневшаяся и довольная – шла спать. Дора укрывала меня периной и шла к иконам в рушниках, читать молитву. Я слышала, как она шепотом обращается к деве Марии, четко произнося каждое слово:

– Цариця небесна… Не полиши нас, Свята милосердна… заступниця...

Маятник настенных часов убаюкивал и уже через мгновение я засыпала, не дождавшись заключительного слова «Аминь».

***

Райка

В поля и к соседям в гости я ходила не одна. У меня был отличный проводник – подружка на три года старше по имени Райка. От природы смуглая, резвая и шутливая, с темными, как спелые сливы глазами, она напоминала цыганенка.

Мы познакомились за два года до этого, зимой. Знакомство прошло у нее дома, во время каникул и кроме Райки была только ее подруга – одноклассница. Мы сразу начали играть в прятки, бегали по комнатам и догоняли друг друга, прыгали с дивана, пытаясь достать потолка. Взрослых рядом не было и мы отрывались, как могли, а когда решили отдохнуть, я почувствовала сильную жажду и попросила воды.

Райка что-то быстро прошептала своей подружке на ухо и подмигнула, а через пару минут принесла воду. Граненый стакан был налит до краев и Райка несла его осторожно, чтобы не расплескать.

– На! Пий! Тільки швидко!

Лицо ее было очень серьезным, а глаза горели безумным блеском. Еще не почувствовав подвоха, я жадно припала к стакану. После первого же глотка глаза мои наполнились слезами и изумлением.

– Что это? – спросила я, хватая воздух.

– Бурячиха! – ответила Райка и прыснула от смеха.– Гарна водичка?

Девочки еще долго смеялись. Развлечение удалось на славу!

Когда я попросила что-нибудь закусить, чтобы поскорее исправить ситуацию, Райка на той же тарелке принесла большой ломоть черного хлеба, посыпанный мелкой солью. Хлеб оказался черствым сухарем, и мне не удалось откусить ни кусочка. Это снова вызвало бурное веселье! Получив, наконец, настоящую воду, я выпила ее залпом и тоже развеселилась. Уж не знаю от чего именно. Возможно, подействовал самогон. Вот так благодаря Райке и ее веселому розыгрышу состоялось мое первое знакомство с алкоголем.

Ее старшая сестра Люся уже ходила на романтические свидания, и  однажды мы стали свидетелями целого обряда под названием «Збори на побачення». Сборы были долгими и тщательными. Люся пристально вглядывалась в зеркало, пытаясь разглядеть есть ли где чирьи, потом наливала из кувшина воду в большую металлическую миску, намыливала лицо и шею, так что узнать ее под густой пеной было невозможно, а смыв мыло, отправляла Райку за полотенцем.

-Давай, швиденько! – подгоняла она младшую. – Там десь у шафі має бути! Та тільки ж не ту ганчірку для підлоги, що ти вже приносила минулого разу! Бо я твої жарти знаю!

У Люси были длинные темные волосы по пояс. Она долго расчесывала их перед зеркалом и заплетала в косу. Делала это неторопливо, с удовольствием, и вообще было видно что она нравится себе. В завершение красавица брала флакон одеколона «Тройной», обильно наливала в ладони и громко хлопала себя руками по лицу, затылку и декольте. Сидя за столом и подперев щеки кулаками, Райка, внимательно наблюдала за ритуалом, успевая бросить какую-то булавку:

– А одеколон на декольте – це для нього?

В ответ сестра загадочно улыбалась, и не отрывая удовлетворенного взгляда от зеркала, всем своим видом показывала, что «Красота – это страшная сила!». Все с той же загадочной улыбкой Люся плавной походкой отправлялась на свидание к своему милому, прихватив фонарик (потому как возвращаться домой собиралась поздно, среди темной ночи). Девушка уже исчезала за горизонтом, а крепкий запах одеколона все еще висел в воздухе, окутывая нас романтическим облаком. С тех пор я люблю запах одеколона «Тройной», хотя он, конечно, уже не тот, что в детстве.

***

Выходя из дома, Райка выносила из дома что-нибудь съестное – пакет хрустящих хлопьев в сахарной глазури, булку с медом или горбушку черного хлеба с салом. Есть на улице ей нравилось больше, чем дома, сидя за столом. Откусывая немалый кусок от своего бутерброда королевских размеров, она уверенно приговаривала: «Хто не їсть сала – той дурний»!

Ее чувство юмора и беззаботность мне очень импонировали. С ней было не страшно отправляться в походы. И мы ходили повсюду, куда она считала нужным меня отвести.

– Так, треба ще до Майки сходити! Вона гарно грає на акордеоні! Пішли!

И мы шли – Райка впереди, а я вдогонку – через огромные зеленые поля, пробуя на вкус все, что встречалось на нашем пути: незрелую клубнику и горох, цветы одуванчика и молодые початки кукурузы, только показавшиеся на стебле, «клей» – липкий и густой, сок на стволах фруктовых деревьев. По дороге мы нюхали все цветы, а самые ароматные – дикие розы – вплетали в косы и тогда сразу чувствовали себя красавицами.

Мы касались нежных крыльев бабочек, наблюдали за движением божьей коровки, гусеницы или муравьиного семейства, беседовали с козами, беспрестанно жующими траву, смотрели, как вместе с одного корыта едят соседские коты и цыплята.

Наблюдая похожую картину в четырехлетнем возрасте, я, по словам мамы, сделала смелое, но вполне логичное предположение:

«Всі жовті курчата народились від курки, а чорне – то кицькине»!

***

Голая спина

Собирая меня в дорогу, мама вместе с другими летними вещами положила в сумку сарафан, подаренный накануне соседкой. (Ее дочка, старше на пять лет, уже выросла из него). Коротенький из яркой цветастой материи сарафан был сшит по последней моде – с открытой спиной. Надев его, я несколько раз подпрыгнула вверх, чтобы достать до зеркала на стене, но видела себя только на половину. Не было времени себя рассматривать, потому что на улице уже ждали друзья.

Мы играли в «выбивного», и пока я ловко убегала от мяча, за моей спиной началось перешептывание, а потом, уже громко, кто-то сказал:

– Спина гола!  Бачила?

– Шо?

– Гола спина у неї!

– Ну і шо! У Києві таке носять!

Их разговор напоминал комментарий во время просмотра телепередачи, как будто меня здесь и не было совсем. Пока я босиком бегала от мяча по пыльной дороге, реакция на необычный фасон платья становилась все громче, а моя спина для окружающих – все более открытой и «голой». Я чувствовала на себе взгляды, но останавливаться во время игры было невозможно, иначе по голой спине мог ударить мяч! Надо сказать, что несмотря на комментарии, я чувствовала себя довольно уверенно. Что-то мне подсказывало что новое платье мне идет и выгляжу я в нем, как как настоящая модница, поэтому внимание публики – это нормально. И я продолжала бегать и ловить «запаски», пока в азарте игры не попала ногой прямо в конский навоз. От неожиданности я вскрикнула и остановилась. Здесь все друзья и новые, и старые очень развеселились! Громче всего смеялась Райка:

– Ой я не можу!.. Вона гімна злякалась! Я таке перший раз бачу!

Подойдя к самой большой куче конского кизяка, она демонстративно вставила туда босую ногу:

– На! Подивись! Бачиш? І не страшно зовсім! Це ж гімно, а не собака! Га- га -га…

Игра в выбивного прервалась – нужно было дать волю внезапному приливу веселья. Правда, смеялись не все – только Райка и совсем маленькие, лузгающие семечки и хохотавшие за компанию.

Неожиданно начал накрапывать дождь и нужно было найти укрытие, чтобы его переждать. После короткого совещания совсем маленькие разбежались по домам, а остальные двинулись вперед за Райкой. У нее был четкий план – пересидеть непогоду у одноклассницы Светки, которая жила поблизости. Домой было еще рано возвращаться, поэтому, отыскав в кустах сандалии, я быстро одела их и, не застегивая, побежала догонять команду.

Сашко

Уже через пять минут мы оказались во дворе дома, где жила Райкина подружка. К нам вышли хозяева – Светка и ее старший брат. Он был одет в спортивный трикотажный костюм темно-синего цвета. (Цвет был именно темно синий, а не чернильно-фиолетовый, который тогда во времена СССР был единственным, стандартным и универсальным для спортивной одежды любого размера).

– Здоров, Сашко! – весело крикнула Райка. – Ми тут переховаємось у вас, як приймете!

– Заходьте! Місця всім вистачить!

Сашко оказался улыбающимся молодым парнем с низким голосом, совсем как у взрослого мужчины. Вскоре выяснилось, что он окончил 8-й класс и готовится к каким-то «экзаменам». Нас пригласили в дом, вернее на крыльцо под навесом.

Ребята сразу побежали к хозяйскому двору изучать животный мир и застряли у собачьей будки, где от них спрятался маленький вислоухий щенок, Райка направилась в комнату к Светке, а я осталась стоять на веранде одна с Сашей. Завязался разговор о том, кто я, откуда и как там в Киеве… Мне почему-то было неловко с ним разговаривать. Возможно, потому, что он был на несколько лет старше и намного выше меня. Он высказывался, как взрослый и не все его слова были мне понятны. Какое-то странное волнение охватило меня, особенно когда он улыбался. Во время нашего недолгого разговора я заметила у Саши на лбу прыщи, и довольно большие. Они явно не соответствовали его привлекательному облику и приятной сдержанной манере говорить. Потом он внезапно исчез внутри дома, а когда вернулся – протянул мне теплый свитер.

– Ось вдягни, поки не змерзла твоя спина! – сказал он, улыбаясь.

Дождь все еще накрапывал, и, наверное, было немного прохладно, но я этого не замечала.

Вскоре вернулась Райка с одноклассницей и прибежали мальчишки, держа на руках щенка. Начались новые игры – в «Квача» и «бабу Куцю», так что никому уже не было холодно. Мы бегали по всему двору, прятались в его углах, преодолевали разные «загромождения» и, наверное, так могло бы продолжаться еще долго, но в разгар веселья я наступила на какую-то ржавую железку и поранила большой палец!

Дети переполошились, увидев много крови, и побежали за помощью. Передо мной снова вырос Сашко, но на этот раз он не улыбался. Лицо его было очень серьезным. Он усадил меня на стул и, устроившись на маленькой табуретке внизу, долго промывал рану, замазывал йодом и дул, но все равно было очень больно. Вся наша команда стояла вокруг и наблюдала. Мальчишки, вися на дереве, перешептывались между собой. Девочки были напуганы. Когда операция уже почти была завершена и осталось только наложить бинт, Саша начал шутить и приговаривать, что-то вроде: «До свадьбы заживет».

В этот раз общаться с ним было удобно. Может, потому, что он сидел на низком стуле и его лицо было на уровне моего, а может и потому, что я почувствовала внимание и поняла, что передо мной сидит мой спаситель. Если бы не он – все могло быть совсем иначе. Палец уже был забинтован, но Саша не спешил подниматься с табуретки. Он снова улыбался и говорил что-то непонятное. Какая-то идеальная картинка получалась, как во взрослом кино.

Идиллия длилась недолго. Дети стали шутить, сначала тихо, а потом все громче и дальше – понеслось:

– А Сашко – закохався»!

– Еге ж! Мабуть женитися буде! Ги-ги-ги!

***

Игра в карты и «poker face»

Вскоре вся компания уже сидела на веранде за большим столом, на котором появились «Ситро» и сладкие хлопья – «Пластівці». Райка и Светка быстро расставляли стаканы и о чем-то болтали, а когда Сашко принес прозрачный бокал на ножке и поставил передо мной, красноречиво переглянулись и начали хихикать.

Мой забинтованный палец все еще ныл, но я чувствовала себя абсолютно счастливой и в полной безопасности. Благородный рыцарь, спасший меня – был рядом и теперь он точно был прекрасен, несмотря на прыщи. Между тем общество в полном составе сидело за столом, расслабленно попивая сладкие газированные напитки и грызло хлопья, засыпая их большими горстями в рот.

Потихоньку смеркалось. На столе появилась керосиновая лампа и колода карт. После долгого дня компания собиралась поиграть в «дурака».

– Та хто у нас дурень я і так знаю! – сказала Райка. – Давайте краще страшні історії розповідати! Зараз як раз такий час. У сутінках класно виходить лякати одне одного.

Но все уже были настроены на игру в «Дурака». Саша перетасовал карты, ловко перебрасывая их из одной руки в другую, а затем взглянул на меня и спросил, в этот раз по-русски:

– Ты в карты умеешь играть?

– Конечно! – ответила я в ту же минуту.

На самом деле я ни разу не играла в карты. Видела их дома и часто рассматривала картинки на обратной стороне, потому что все эти короли, валеты и дамы были довольно хорошо нарисованы. В старинных костюмах и дорогих украшениях они имели вид настоящих красавцев и красавиц.

Я умела играть шашками в Чапаева, пару раз играла в Домино и в лото, но в карты – ни разу. Но разве я тогда могла ответить иначе? Это был особенный день, волнующий, с необычными поворотами сюжета,  совсем, как в кино! Мне казалось, что так он и должен продолжаться, поэтому – надеялась на лучшее. Однако, после того, как пришлось соврать про умение играть в карты, тревога нарастала и я понемногу превращалась в пружину, которая сжимается перед выстрелом.

Каждый игрок получил по шесть карт и «козырная» заняла центральное место на столе. Саша стал объяснять правила – неторопливо, с паузами, время от времени глядя на меня. Я чувствовала, как краснеет мое лицо, и, чтобы скрыть волнение, принялась рассматривать свои карты с обеих сторон. Да, эти картинки мне были уже знакомы. Пытаясь изобразить спокойствие, я сделала, как говорится, «покер фейс» и приготовилась к неожиданностям.

Сложившаяся ситуация щекотала нервы и заставляла быть в состоянии полной готовности. Я понимала, что до моего провала остаются считанные минуты но, несмотря на всю шаткость положения, находилась в состоянии вдохновения и даже легкого куража. Продолжая притворяться опытным игроком, я представляла, будто все происходящее – романтическое кино, в котором мне отведена роль прекрасной дамы. Вот она с бокалом недопитого лимонада в руке ловит на себе восторженные взгляды и собирается с мыслями…

– Ходи вже! – скомандовала Райка.

Я выложила на стол козырную даму и заметила, что мой первый ход произвел впечатление на публику!

В эту самую минуту, совсем рядом, неожиданно послышался голос Доры!

– Марі-і-нка! Все село оббігала, поки тебе знайшла! Пішли додому вже! Будемо вечеряти!

Сказать, что я обрадовалась – это ничего не сказать! Грозовое облако, нависавшее надо мной, исчезло в мгновение ока, а за спиной выросли крылья! Дора, которая оказалась рядом так неожиданно на фоне исчезающего за горизонтом солнца, напоминала ангела-хранителя. Она была тем самым  «Богом из машины»^[1], который появляется в последнюю минуту, чтобы унести героя с места верной гибели.

Я была спасена, уже второй раз за этот день – длинный, насыщенный событиями, неожиданностями и новыми впечатлениями. Мой картежный опыт, казалось, остался в тайне и при раскладе «Пан или пропал» все же удалось, как говорится, сохранить лицо (конечно, в переносном смысле, потому что делать «ПОКЕР ФЕЙС» я умела так же хорошо, как и играть «в дурака»). Думаю, оно излучало радость, когда я прощалась со всеми до следующего дня.

– Приходь завтра! – крикнула вдогонку Райка, – будемо знову гуляти!

***

В то лето я так и не научилась играть в карты. (Ну потому что после такого «триумфа» было бы не хорошо садиться учиться, будто ты первоклассник какой-нибудь). Это произошло чуть позже, когда я познакомилась с новыми соседскими ребятами на Лесном массиве. В селе же я научилась многому другому, например – пользоваться утюгом, собирать колорадских жуков, разбираться в травах и растениях, строить «халабуду», а также хорошо ориентироваться на местности.

Мне посчастливилось стать свидетелем разного рода праздничных гуляний, а в поминальную неделю, после Пасхи, увидеть, как на местном кладбище поминают умерших родственников. Люди сидели прямо на земле возле одинакового размера холмов, поросших травой. Никаких изгородей и искусственных цветов тогда не было. Каждый разложил на вышитом рушнике свое угощение –  «крашанки, паски, ковбаска, горілочка» … Было довольно весело, особенно к вечеру. Дорины подружки перед каждой рюмочкой произносили какие-то стихотворные речи, громко смеялись, а под конец даже спели. Пели так, что слышала вся деревня – голоса у них были красивые и довольно мощные.

– Ну як тобі гробки? Приїдеш іще? – спрашивала Дора.

– Маринко! Приїжджай до нас іще! На гробки приїжджай! Обов’язково! – кричали ее подружки нам вслед и приветливо махали гранеными стаканами в воздухе.

Тогда я подумала, что «гробки» – это праздник, который здесь происходит чуть ли не каждую неделю.

***

Летний месяц в Бышеве оказался по настоящему щедрым. В нем было много всего – событий и встреч, новых звуков и полной тишины, буйства цветов и высокой травы. Всего за один месяц я выросла, набралась сил и, впитав много солнца и воздуха, стала свободнее и крепче держаться на поверхности земли.

Каждый раз, когда зацветают кусты диких роз, я долго вдыхаю их аромат и вспоминаю свое лето в Бышеве. Там я впервые почувствовала себя частью большого мира, где все живое растет и развивается циклично, по законам природы, и в котором мне удалось полностью раствориться.

Пышные дикие розы напоминают о моем щедром лете. Каждая из них – прекрасное повторение, реплика того оригинала, который остался в детстве, на том самом месте, где я впервые заплела в свои волосы цветы.

 

Конец

[1] Deus ex machina (с лат. – “Бог из машины”). В античном театре – бог, появляющийся в развязке сюжета. Он спускался с небес и решал проблемы героев, находившихся в опасности.