В тот новогодний январский вечер 2019-го, когда слово «Corona» еще не отпугивало мощным зарядом страха и неизвестности, и даже наоборот – располагало, главная Елка страны на Софиевской площади была просто нарядной красавицей, которая собрала огромное число желающих полюбоваться ею при свете праздничных огней! На сцене играл городской оркестр в шапочках а-ля «Santa Claus», а нарядные молоденькие певицы в платьях с открытым декольте исполняли арию из мюзикла «МОЯ ПРЕКРАСНАЯ ЛЕДИ»:

Я танцева-а-а-ть хочу, я танцева-а-а-ть хочу! До самого утра!

Помню, мы пели ее с подружкой в 6-м классе, на уроках домоводства, взобравшись на стол, когда надоело шить наволочку на пуговицах (работа всей четверти).

В воздухе пахло глинтвейном, жаренными колбасами, шашлыками, пирогами, а также всякой другой снедью. Праздничный вечер был в разгаре! Люди с бутылками в руках, люди с фотокамерами, люди с детьми на головах и бегающие друг за дружкой подростки, перекрикивающие звуки оркестра. Нарядные снегурки в блестящих коронах (не пугайтесь, дело было давно), гуляющие под руку с дедом морозом (я насчитала пять пар), а также «умки» – белые медведи – все охотно обнимают вас и делают selfie на память.

Подойдя ближе к сцене, я поняла, почему все артисты так легко одеты – они были закрыты с улицы прозрачной пленкой. Эстрадно-симфонический оркестр заиграл «Богемную рапсодию» группы «Qween». Возле ярко освещенной сцены я заметила, как сбившись в кучку, пританцовывали совсем пьяные бомжи. Услышав знакомую мелодию, они тут же стали подпевать и активно размахивать руками. Казалось, что городской праздник, где странствующие пилигримы чувствовали себя, как дома, был в первую очередь устроен для них.

Танцующие человечки были похожи на гномов, которые долго спали, и, проснувшись, пустились в разгул и веселье! Казалось, они вышли из подземного царства и просто влились в бурный поток общенародного праздника, наслаждаясь его ярким многоцветием. Их лица неожиданно засветились улыбками, зачастую беззубыми, но радостными. От них невозможно было оторвать взгляд! Никакие молодые певицы в шикарных открытых платьях не могли конкурировать с ними в этом состоянии.

Один дядечка-гном широко раскидывая руки, руководил оркестром вместо дирижера. Кто-то вручил ему длинный воздушный шар в виде палицы, и в ту же минуту я увидела самого счастливого человека на свете! Пришел его звездный час! Он метался во все стороны, размахивая в такт своей «дирижерской палочкой» то вверх, то в стороны, и не забывал отвешивать поклоны собравшимися зрителям, как будто он и есть самый главный исполнитель на этом концерте! Радостная улыбка не исчезала с его лица, а глаза излучали радость победителя!

Однако самой яркой звездой этого импровизированного шоу была девушка средних лет, с физиономией цвета… что-то между лиловым и бордо. Ее глубоко посаженные глазки-бусинки задорно сверкали. Надвинутая на лоб меховая шапка-ушанка, я бы сказала – с чужого плеча… (ну, потому что «с чужой головы», – звучит как-то уж очень криминально), была ей немного велика, а пальтишко плотно облегало фигурку без талии.

Будучи в компании сотоварищей, так же очень нетрезвых, она стала приглашать на танец каждого их них, задорно подмигивая и выделывая какие-то немыслимые фигуры. При этом она смело покачивала бедрами так, будто они у нее присутствуют. Продолжая танцевать, женщина приблизилась к самому молодому в компании мужчин и, припевая, стала сбрасывать с себя пальтишко, а затем шейный платок из тонкой материи (теплого, видимо, у нее не было). Этот платок совершенно неожиданно оказался орудием флирта. Он то взлетал высоко над ее головой, развеваясь на ветру, как знамя, то превращался в небрежно наброшенную шаль.

В конце концов своим тоненьким скромным платочком она обвила шею молодого человека и стала игриво притягивать к себе для поцелуя. Но молодой человек в эту минуту напоминал изваяние. Он не сдвинулся с места ни на шаг. Глядя перед собой немигающим застывшим взглядом, он сунул руки в карманы и, попадая пальцами в дыры, выворачивал их наружу снова, и снова. Пусты его карманы или нет –  девушке было все равно. Она продолжала напевать и пританцовывать, ритмично размахивая легким платочком.

– Смотри-ка, что Валька вытворяет! – заметил один из сотоварищей.

– А что Валька…! Валька своих пиндюлей получит! – спокойно возразил другой.

А мягкие валеночки несли девушку все дальше, и дальше. Она не ограничивала себя в выборе места, брала его сразу много и жадно, с улыбкой встречая праздник жизни, который случился так неожиданно, словно по взмаху чьей-то дирижерской палочки!

И подумалось мне, что все эти несчастные бродяги, нищие, полусумасшедшие бомжи, которые всегда были и есть, во всем мире и во все времена, люди, вызывающие у многих сострадание и чувство горечи – умеют, черт побери, жить настоящим! В своем танце они –  абсолютно свободны и, кажется, –  вполне счастливы! Пусть на короткое время, но они умеют превращать «воду в вино», а уличную еду – в королевский пир!

Праздник не пришел к ним, нет! Это они его взяли, сами! Своими беззубыми улыбками песнями, плясками, хриплым, но задорным смехом они вырвали его из ярко-освещенного пространства и раскачали по полной!

Это было их время – НАСТОЯЩЕЕ, ТЕПЕРЕШНЕЕ, СИЮМИНУТНОЕ! …  И такое время – это все, что у них есть.

Элиза Дулитл вполне могла остаться на улице и закончить свою жизнь в нищете, если бы не счастливый случай, который круто изменил ее жизнь. Мечтала ли она встретить профессора Хиггинса? Совершенно очевидно, что – нет. Ее жизнь была вполне содержательной и наполненной, особенно в те минуты, когда она пела!

Я танцева-а-а-ть хочу, я танцева-а-а-ть хочу! До самого утра!

***