После кошмара, приснившегося в одну из февральских ночей, Афанасий долго лежал не открывая глаз. Вздрагивая то ли от холода, то ли от смутных предчувствий, он стал мысленно прокручивать свой сон от начала до конца.

– Длинный темный туннель и закрытая дверь в конце туннеля … (Тут определенно есть какой-то тайный смысл! Символический!). Дверь железная, поросшая мхом… Закрытая, без ручки и замочной скважины…  в конце туннеля…

– Хм! И к чему бы это?!

Афанасий знал, что ум его не успокоится, пока не найдется толкование в соннике. Это заставило несчастного встать с постели и включить Google – поиск.

Версий оказалось немало: сонник Эзопа и Нострадамуса, старорусский и ведический, сонник друидов, а также дворянский, мусульманский, китайский, цыганский и сонник по Фрейду…

– Господи! Какой же выбрать?!

Афанасий на мгновение замер, в ожидании ответа свыше. Интуиция подсказывала, что следует выбрать дворянский.

– Ну конечно дворянский! –  подумал он, – в нашей родословной, особенно по дедушкиной линии, наверняка были аристократы. Все они отличались слабым здоровьем, ценили комфорт и проявляли большой интерес к медицине.

Как раз вчера, перелистывая перед сном «Справочник терапевта», Афанасий нашел у себя новую болезнь, одно только название которой явно указывало на благородное происхождение  – «Fatal Familial Insomnia». Все перечисленные признаки рокового недуга совпадали – и легкое недомогание в дневное время, и нарушение сна в ночное. В справочнике было сказано, что болезнь эта – редкая и передается только по наследству.

– Fatal Insomnia, – произнес он вслух, растягивая гласные –  Инсомния Фаталь! – звучит красиво!

«Справочник терапевта» уже давно был настольной книгой Афанасия. Еще в школьном детстве он читал его дедушке по вечерам. В нем сохранилась закладка, в виде рецептурного бланка с печатью, уже изрядно потрепанная, где мелким и неразборчивым почерком было выведено несколько слов. Закладка всегда лежала на одном и том же месте, в разделе: «Лечение синдрома абстиненции при алкоголизме». Дедушка не позволял ее трогать, или – не дай Бог! – перекладывать на другую страницу. Возможно, он боялся, что в нужную минуту не сможет найти –  то ли рецепт, то ли эту главу.

С тех пор прошло много лет и дедушки давно не было рядом, но привычка почитать справочник перед сном – осталась. Это успокаивало Афанасия и отвлекало его от дурных мыслей о возрастных изменениях в теле и скорой кончине.

Детские годы,  мемории

В детстве Афанасий выписывал названия лекарственных препаратов в специальную тетрадь, заучивал их наизусть, а утром, по дороге в школу, громко выкрикивал, ритмично подпрыгивая на ходу:

­– Гидазепам! Клоназепам! Лоразепам!

Прохожие с недоумением смотрели на прыгающего мальчика, а некоторые – останавливались, чтобы убедиться, все ли с ним хорошо. Сам же Афанасий был убежден, что вызывает восхищение и улыбался так, как мог бы улыбаться зрителям юный воспитанник балетной школы, принимая аплодисменты после дебюта. Когда для завершения музыкально ритмической композиции не хватало названий из справочника, он импровизировал:

Лоразепам! Лоразепам!

Его принимайте  – по вечерам!

По вечерам, но не по утрам!

Его я очень советую вам!

Таблеточка круглая, розовый цвет!

Одну только выпьешь – и волнения нет!

Рано открывшийся дар к стихосложению проявлял себя в самых неожиданных ситуациях, а поводом к творчеству могло стать любое событие. Так, накануне визита к врачу, перед сном, он написал свое перовое пятистишье в японском стиле:

Майонезная баночка

Из-под хрена

Приготовлена, ждет

Будильник заведен на восемь

Завтра – анализ.

Чтение «Справочника терапевта» доставляло маленькому Афанасию какое-то необъяснимое, почти физическое удовольствие. Каждое слово он произносил медленно и с выражением: «… обладает седативным, снотворным и миорелаксирующим действием, а также усиливает действие алкоголя, снотворных и наркотических препаратов». (Обычно в этом месте дедушка одобрительно кивал головой, не отрывая взгляд от телевизора).

Уже тогда Афанасий заметил, что само по себе чтение, особенно, если с выражением, – действует на него благотворно и способствует расслаблению зажимов в теле.

Собственно, о них, о «зажимах», Афанасий узнал довольно рано, когда ему не было еще и тринадцати. Дедушка случайно (а возможно и не совсем) оставил на столе брошюру под названием «Что нужно знать родителям о пубертатном периоде». Название было интригующим. Пришлось читать ночью, под одеялом, подсвечивая карманным фонариком. Не все в ней было понятно юному Афанасию, но он решил читать до конца, чтобы не упустить что-нибудь важное.

Глава «о различиях у мальчиков и девочек» – оказалась самой интересной. В ней писалось про половое созревание и гормоны, которые просто-таки «атакуют» организм подростка. В результате у него «возникает усталость, перепады настроения, головные боли и трудности с концентрацией внимания»… Теперь Афанасий понял откуда берутся все его недуги, и это понимание каким-то волшебным бальзамом стало растекаться по его юному и пока еще не совершенному телу.

Дойдя до главы «о зажимах и напряжениях в теле», он очень явно почувствовал, как онемела рука, в которой был зажат фонарик и ноет от напряжения вторая, устав держать край одеяла. Все это время оно предательски выползало из пододеяльника.

Закончив чтение, Афанасий долго размышлял. Во-первых, оказалось что «психика подростка  – очень подвижна и восприимчива» (и эта мысль показалась ему очень верной), а во-вторых, он обнаружил у себя «подавлЁнное либИдо».

С новым знанием о природе человеческой ему было трудно уснуть. Он не понимал, как вообще жить дальше с этим либидо, если оно подавляется, как нежелательное, но в то же время, оно и есть «желаемое», или «желание»? Как в этом всем разобраться? Дедушке в проблемных ситуациях обычно помогал медицинский «spiritus». По его словам – человеку достаточно принять пару капель, чтобы дух просветления («spiritus claritatis») пришел к нему и внес ясность. Но, вот, где он прятал своего помощника – это всегда оставалось загадкой.

Мозг юноши просто вскипал от множества вопросов и непонятных терминов. Утешало только одно – по утверждению автора «подавлЁнное либИдо» присутствует у большинства мальчиков и девочек, однако не у всех ОНО проявляется в виде творчества, сочинительства, рисования или стихосложения, а только у одаренных подростков.

– Не только одаренных, но и гениальных, − произнес Афанасий вслух и провалился в сон.

Там, во сне, Афанасий увидел свое «Либидо». Оно нависало над ним в виде гигантского облака, которое затем превратилось в большой воздушный шар с корзиной для воздухоплавания. В ней стоял дедушка, только очень маленький. Он вел себя очень странно – прыгал, как ребенок, раскачивал корзину, что-то возбужденно кричал, размахивая руками. Похоже, он звал Афанасия отправиться в путешествие, но его совсем не было слышно. Наполненный взрывоопасным газом «тестостероном», шар стремительно приближался. Он должен был вот-вот лопнуть и разорваться на мелкие кусочки прямо над головой, но к счастью, пробуждение наступило раньше, до взрыва.

Проснувшись, Афанасий стал думать о том, что произошло бы с ним и с дедушкой, не проснись он вовремя. Пытаясь представить большой взрыв, он зажмуривался, натягивая одеяло до уровня глаз, но дальше этого эпизода ничего не продвигалось. Аэростат как будто взрывался, но затем снова висел в воздухе цел и невредим. И тогда он занялся любимым делом – стал сочинять продолжение со счастливым финалом.

Это был, своего рода сериал. В одной из серий дедушка выпрыгивал из корзины прямо в море, в другой –  доставал из нее парашют и после удачного приземления бежал в лес, к партизанам (там он, скорее всего, занялся их просвещением – учил как правильно собирать лекарственные травы, лечить раны и делать разные настойки), а в третьей серии – уже не дедушка, а сам Афанасий высоко парил, путешествуя на шаре. Он благополучно долетел до самой Франции и оказался в объятиях рыжеволосой Анжелики – красавицы из фильма для взрослых «Анжелика и Король». Варианты окончания этой части сна были бесчисленны, и все начинались с того, что прекрасная Анжелика являлась юному Афанасию в голубом полупрозрачном платье с большим декольте.

Лена из девятого-Б ему нравилась тоже, но Элен  – так он называл ее в своем тайном дневнике, – предстояло еще вырасти и превратится в настоящую «femme fatale» – блондинку с обворожительным взглядом и пышным бюстом, а пока – Анжелика была на первом месте.

Кажется, именно тогда и началась его бессонница. Афанасий считал ее привилегией исключительно творческих натур и в своем дневнике называл по латыни – «Insomnia».

***

Школьное детство Афанасия прошло в большой коммунальной квартире. Соседи часто заглядывали к ним в комнату за советом и просили дедушку измерить давление. Только у него был свой ртутный тонометр и фонендоскоп. Когда в комнате никого не было, Афанасий прикладывал его к груди под майкой и подолгу вслушивался в свои сердечные ритмы.

– Мальчик у вас растет такой тихий, интеллигентный!  – говорила тетя Соня, поглаживая его по голове.

Он всегда знал, что принадлежит к той породе чувствительных натур, которые больше других прислушиваются к своим ощущениям, подолгу размышляют и рано стареют, а состарившись – ждут приближения неотвратимого конца, с тревогой наблюдая за симптомами.

Тетя Соня обращалась к нему со словами «юноша» и «Вы», что очень нравилось восьмилетнему Афанасию. В ее комнате он находил счастливые минуты уединения. Там всегда пахло корвалолом и чем-то сладковато пряным. В старом серванте, за стеклом, стояли фарфоровые фигурки, которые можно было подолгу рассматривать –  девочка на коньках, обезьянка с книгой в очках, нимфы, обнимающие друг друга за талию, большой петух и множество мелких, иногда непонятных зверюшек. Там же в хаотичном порядке и в полнейшей тесноте покоились рюмки, тарелки и чашки из бывших сервизов, а также хрустальные вазочки с конфетами и семейство мраморных слонов. Слоны были выстроены в ряд, один за другим, чтобы привлечь счастье в дом. Правда, было их не семь, как положено для счастья, а только шесть. Один слон, закатившись под кровать, пропал там навсегда. Маленький Афанасий был уверен, что седьмой слон путешествовал в темноте, сражался с тараканами, а затем героически погиб. Тараканов было много, а он – один.

Тете Соне принадлежало две комнаты, одну из которых, совсем крошечную, она сдавала «бедным студентам». Афанасий хорошо помнил каждого. Один из таких «бедных студентов», по имени Казимир, регулярно получал посылки из Одессы – кто-то из родственников присылал ему шоколад и сигареты в красивой упаковке. Казимир подолгу занимал туалет – единственный на всю коммунальную квартиру. Сидя на деревянном кружке (скорее всего чужом), он курил свои сигареты и читал газету, или конспект.

Соседи неистовствовали – а их было всего 28 душ, не считая собаку Жучку и двух взрослых котов. Они громко стучали и требовали: «Немедленно освободите уборную!» Но Казик – так ласково его называла тетя Соня – был невозмутим. Находясь по другую сторону двери, он как будто не слышал их однообразные по своему содержанию возгласы: «Имейте совесть! Вы тут не один!» А вот это утверждение, как раз было спорным. Казимир использовал общественный клозет, как отдельный кабинет для осмысления жизни, и сидел там в полном одиночестве. Он продолжал читать и курить, не обращая никакого внимания на провокации, даже в виде отключения света.

Ночное расследование

–  Почему Казимир сидел часами на твердом кружке, если у него была своя комната и мягкое кресло? – стал рассуждать Афанасий, продолжая лежать в полной темноте. Воспоминания посещали его исключительно по ночам. Именно в это время ум его был наиболее активным и порой продуцировал невероятные открытия.

Когда стрелки часов приближались к половине четвертого, к нему неожиданно пришла свежая мысль, как разгадка для ребуса. – А что, если это была акция протеста? – подумал он. – Ну, конечно! Как раз тогда, в 1968- м,  в Париже такие же, как он студенты перевернули все с ног на голову! Правительство доигралось, и вся молодежь бунтовала.

Они призывали к анархии и выкрикивали лозунги:

– Il est interdit d’interdire!  (Запрещается запрещать!)

– Soyons cruels! (Будем жестокими!)

– L‘alcool tue. Prenez du L.S.D.! (Алкоголь убивает. Принимайте ЛСД!)

Афанасий очень явственно представил, как в дождливый майский день 1968-го худенький, промокший до нитки Казимир стоит на улице и вместе с другими демонстрантами что-то кричит по-французски, а затем отрывает огромный булыжник с мостовой и бросает в сторону полицейских, которые уже успели оцепить Латинский квартал. Все стражи порядка – с дубинками и в защитных касках, а на Казимире – только легонький болоньевый плащ, который раздувается на ветру, словно парус.

Казимир никогда не был в Париже, – продолжал рассуждать Афанасий вслух, – и не учился в Сорбонне. Он ходил на лекции в красный корпус киевского университета, всего минут двадцать пешком, а если прогулочным шагом – то полчаса. Что же, у него было время подумать о нашумевших тогда событиях во Франции. Вероятно, он воспринял их очень близко к сердцу и в знак солидарности устроил молчаливый протест в общей уборной.

Подобные открытия приходили к нему только ночью, во время бессонницы, и он сразу записывал их в тетрадь. «Тетрадь для заметок» всегда была под рукой, на ночном прикроватном столике, потому что уже на следующий день Афанасий ничего не мог вспомнить.

«Бунт прогрессивной молодежи Франции нашел отклик в сердце советского студента»! – записал он в тетрадь, закончив на этом свое интеллектуальное расследование, и оно показалось ему весьма достоверным и убедительным.

Он снова посмотрел на часы. Стрелки задрожали и стали бешено вращаться по кругу, а затем застыли, проклеивавшись к циферблату намертво. – Что-то опять случилось с ними! – подумал Афанасий и снова погрузился в воспоминания.

28 соседей в одной большой квартире. У каждого из них он бывал в гостях, и не раз, но больше всего – любил заходить к тете Соне. Казалось, нет в мире лучшего места, чем ее полутемная комната, похожая на лавку древностей. Он все еще помнил ее запахи, пыльные кружевные салфетки, зеленую настольную лампу и скрипящие половицы. Афанасий мысленно переступил знакомый порог, и также как в детстве ощутил вселенский покой и божью благодать.

Почему-то отчетливо вспомнился рисунок на плотных шторах, сквозь которые едва пробивался солнечный свет, розовая обивка на стульях и дыра, прожженная утюгом на одном из них. Ее оставил на прощание Казимир, возможно, в знак протеста. Против чего конкретно? Трудно сказать. Возможно, против буржуазной морали, накопительства и мещанства, а, возможно, против нищеты и уродства советской действительности. Или просто забыл выключить утюг, потому что спешил на лекции. И ведь не спросишь его уже, как на самом деле все было. Какую марку сигарет он курил? Какие девушки были тогда в университете? И вообще какая жизнь была у студента в конце 60-х?

Athanasius – immortalis

– Удивительно, какими подробными могут быть воспоминания, – подумал Афанасий. – Как будто посмотрел старое знакомое кино. Неужели так подействовал Диазепам?

ДИА-ЗЕПАМ! По вечерам!

Парам-парам, Парам-Пам-пам!..

Включив ночник, он одел очки и перечитал инструкцию. В описании побочных эффектов, среди прочего, были и парадоксальные реакции, такие как нарушение сна и галлюцинации.

«ПРИ ИХ ПОЯВЛЕНИИ ДИАЗЕПАМ СЛЕДУЕТ ОТМЕНИТЬ» – прочитал он вслух и тяжело рухнул на кровать.

К Афанасию вернулось изначальное чувство тревоги, а также легкая тошнота и спазм в горле. Он вспомнил свой сон и поторопился открыть Google на странице «Дворянский сонник». Запустив вначале поиск на букву Д – двери, затем на Ж – железные, Афанасий нашел наконец толкование. Оно оказалось единственным, коротким и весьма странным:

Вас ожидает Забвение после смерти.

– Афанасий  – означает «бессмертный» в переводе с древнегреческого ! – подсказывал внутренний голос громко и пафосно, как будто протестуя.

– Диазепам следует отменить»! – произнес тот же голос, но уже помягче.

Теперь Афанасий уже не был уверен, что «железная дверь в конце туннеля» ему действительно приснилась, а не привиделась. Ведь это яркое видение, похожее на живую картину, пришло к нему точно после таблетки диазепама. А, возможно, и после двух. К тому же после него, вероятно усилилось действие алкоголя, о котором он совсем забыл.

Взгляд его машинально устремился в сторону окна, где все еще было темно. Порывы ветра усиливались, заставляя старое дерево скрипеть и раскачиваться из стороны в сторону. Афанасию вдруг показалось, что на нем появились плоды, похожие на яблоки. Должно быть морозоустойчивые – подумал он. Удивительным было то, что эти яблоки постоянно двигались, перемещаясь с ветки на ветку и подмигивали. Голова его сильно кружилась от этого танца. Наконец неугомонные существа остановились, распределившись на дереве, словно елочные игрушки. Афанасий пересчитал яблоки, их оказалось ровно 28.

– Алкоголь убивает! Принимайте ЛСД! – выкрикнуло одно из них.

– Немедленно освободите помещение! Ваше время истекло! – взвизгнуло другое, поменьше, и тут же упало вниз.

Самое крупное яблоко, немного сморщенное, напоминало лицо тети Сони. Зацепившись за ветку, оно мирно покачивалось и что-то насвистывало, а затем доверительно прошептало:

– Ни о чем не беспокойтесь, юноша! Я буду с Вами! Всегда!

***