С директором цирковой компании мы были знакомы давно, еще со времен учебы в институте. Случайная встреча с ним всколыхнула воспоминания юности в годы студенчества и была приятна обоим. Вскоре, с его легкой руки, она превратилась в деловой разговор:

– Да, немало воды утекло за эти… двадцать с лишним лет, если не ошибаюсь? Ну и где ты сейчас? На каких хлебах?

Пришлось признаться, что как раз нахожусь в поиске.

– Приходи на следующей неделе! Я загляну в штатное расписание. Мы же – свои люди! Что-нибудь обязательно подыщем для тебя.

Впервые войдя в здание цирка через служебный вход, я обнаружила лабиринты узких  лестниц и темных коридоров, пропитанных крепким запахом животных, который остается еще долго после их присутствия. Трудно было бы описать этот букет из феромонов самых разных представителей фауны, собранный в одном флаконе, к тому же не за один день. Здесь бывали слоны и медведи, пантеры и тигры, львы и обезьяны, а также дикие козы, кони и дикобразы, словом – братья наши, которых почему-то принято называть «меньшими», и которым по велению судьбы довелось стать артистами цирка, получив прописку в одном тесном общежитии без удобств. Запах оказался настолько сильным, что сбивал с толку, путал мысли и заставлял бежать как можно скорее на верхний этаж, где и располагался кабинет директора.

Зажав пальцами нос, я промчалась вверх по лестницам подобно горной лани, или гончей, перепрыгивая через две ступеньки на третью. Пропетляв еще какое-то время по темным коридорам, я наконец нашла приемную директора, где сидела секретарь и при тусклом свете листала журнал. Рядом, на старом кожаном диване беседовали двое мужчин. Один из них, потупив взгляд, в основном молчал, нервно потирая подлокотник дивана, а второй, крепко держа беднягу за пуговицу пиджака, то и дело притягивал его к себе, отчего оба напоминали заговорщиков. Приблизившись к уху молчаливого собеседника, он перешел на шепот – достаточно громкий, чтобы расслышать каждое слово:

– Мы не животные на службе у дрессировщика! Так ему и скажи! Ты понял?

Молчаливый одобрительно закивал, не отрывая взгляд от пола.

Минут через десять диван опустел, а еще через пять – служащие цирковой компании с побелевшими лицами стрелой вылетели вон из приемной. Проводив их долгим безучастным взглядом, секретарь вновь углубилась в чтение журнала.

Дверь кабинета с шумом распахнулась и вместе с лучами дневного света показала фигуру высокого, статного мужчины с дымящейся сигаретой. Это был директор. Увидев меня, он как будто вначале удивился, но затем в одно мгновение принял то выражение лица, с которым обычно радушный хозяин встречает дорогого гостя, элегантно поправил зачесанные назад волосы и пригласил войти.

Кабинет оказался огромным и вполне мог бы служить залом для заседаний у министра, если бы не был захламлен образцами мебели разных времен и стилей. Старинные антикварные шкафы, декорированные резьбой, стояли вперемежку с современными, явно уступающими им в изяществе. Разного калибра стеллажи, полки и полочки хранили вымпелы и книги по истории циркового искусства. Столы для заседаний и приемов (длинный в полкомнаты и два поменьше) были тоже из разных эпох, и на каждом из них красовались тяжелые пепельницы из богемского стекла, излучая энергетику забытой «советской роскоши» времен Брежнева. Вместе с дымящимися окурками они создавали атмосферу творческого беспорядка в строгом царстве изобилия мебельной гарнитуры. Стены кабинета были увешаны афишами, фотографиями, сертификатами и грамотами в рамочках.

На одной из фотографий был сам директор, только помоложе. В мундире с золотыми пуговицами он изображал дрессировщика, который готовится к трюку со львом. Позируя перед камерой, «укротитель» прищуривал глаз и демонстрировал бесстрашие героя, в то время как лев широко зевал, проявляя полное безразличие. Казалось, смельчак уже готов положить свою голову в саблезубую пасть хищника, но пока – только улыбается, приблизившись к его лохматой гриве.

Возможно, это был монтаж и лев, после какой-нибудь снотворной пилюли, был не опасен. Как бы там ни было, эта фотография висела в правильном месте, заставляя всякого нового посетителя, вроде меня, остановиться в изумлении.

Перехватив мой взгляд, директор привычно улыбнулся и предложил сесть за стол поменьше. Закурив новую сигарету, он стал предаваться воспоминаниям. Вначале – о прекрасных студенческих годах, затем о своем недавнем путешествии по Италии, о семейных традициях и особенностях воспитания детей в артистических семьях… Темы менялись и перетекали из одной в другую, как пейзажи за окнами поезда, в котором пассажиры с удовольствием пьют чай и ведут неторопливую беседу.

Через какое-то время, со словами «Сорри, я сейчас!», директор стал неожиданно удаляться в соседнюю маленькую темную комнатку. Там его речь на минуту прерывалась. Слышно было как открывается дверца холодильника, что-то шуршит, откручивается, с бульканьем наливается в стакан, после чего дверца захлопывалась. Через минуту-другую он снова возвращался из темноты на свет, бормоча что-то не очень внятное. Спонтанные выходы в темную комнату стали повторяться все чаше. После каждого такого посещения лицо директора становилось багровым, а голос –  все громче. Вскоре он разразился длинным монологом, суть которого сводилась к проблеме коммуникации с коллегами. Во всем были виноваты они – «жадные мерзавцы», «неблагодарные и меркантильные мерзавцы» и просто «мерзавцы». Было еще одно словосочетание – «эти люди», которое он выговаривал с особым выражением, как бы врастяжку –  «Эти люди думают, что им все позволено! Они считают, что им все можно!»

Монолог о «мерзавцах» никак не заканчивался, и я уже собралась уходить, так и не сумев вставить в наш разговор ничего кроме «да», «понимаю» и каких-то междометий.

– Напомни, пожалуйста, о чем мы с тобой договаривались? –  сказал директор, по-видимому, забыв о цели моего визита. – Ах да! Конечно! Штатное расписание я смотрел, но его еще пока не утвердили. Там есть несколько вакансий для тебя…  Позвони мне на следующей неделе! Я думаю, все будет хорошо.

И я позвонила на следующей неделе, и еще через неделю…. Каждый раз бодрый голос в трубке сообщал, что все будет хорошо и просто надо немного подождать.

«Почему бы ему не отказаться от роли благодетеля, которую он взял на себя, если с этим штатным расписанием такие проблемы»? – думала я. Через какое-то время стало очевидно, что директор просто забывает о многом, в том числе и о своем обещании помочь давней знакомой с трудоустройством. Каждый мой новый звонок как будто пробуждал его память, но не надолго, лишь на время нашего диалога:

– Да! … Штатное расписание… Пока нет, но я думаю, скоро все прояснится… Нет, я даже уверен…! Конечно! Обязательно звони!

***

Похожий случай был когда-то у моей мамы с портнихой ( и я позволю себе небольшое отступление, чтобы описать его). В силу уже почтенного возраста Розалия Захаровна забывала, что у нее есть заказ, а вспоминала в тот самый момент, когда к ней приходили на примерку. Открыв двери, она на мгновение застывала в проеме, глядя поверх очков на посетителей и как будто что-то припоминала, а потом любезно предлагала войти, усаживала за стол, расставляла чайный сервиз и розетки с домашним вареньем. В процессе чаепития и непринужденной беседы в комнате вдруг появлялся огромный мешок, откуда волшебным образом извлекались разноцветные тряпочки (почти также, как это бывает в цирке, когда фокусник достает из цилиндра множество всего такого, что на первый взгляд никак не могло там поместиться). В мешке покоились незавершенные мечты многих клиентов. Среди них, свернувшись комочком, лежало и мамино недошитое платье. Одев очки, превращающие глаза в огромные блюдца, и железный наперсток, Розалия Захаровна принималась за работу, и пока она шила – мы слушали истории из далеких дней ее довоенной молодости. Ходили мы так все лето, до самой холодной осени, пока легкое платье из крепдешина все-таки пошилось. Всегда милая и приветливая, с тихим мелодичным голосом и хорошими манерами – сердиться на эту женщину было невозможно. Когда платье было готово, она передавала его в руки заказчика так, словно это было царское убранство, шитое золотом и торжественно произносила: «А теперь – подойдите к зЭркалу и полюбуйтесь на себя!». Увидев, что клиенту платье нравится, она немного театрально добавляла: «Так носите же и порвите его!». Возможно, у нее были проблемы с памятью – какая-нибудь антероградная амнезия (это когда человек отлично помнит прошлое, но с трудом запоминает недавние события), а может быть шить в одиночестве, без компании – не было вдохновения, кто знает?

***

Прошло месяца полтора. Казалось, моя «цирковая история» не закончится никогда. И все же, после очередного звонка, мне была назначена еще одна встреча.

Как и в прошлый раз, директор был вежлив, учтив и галантен. Он снова красивым театральным жестом указал на кресло в кабинете. Однако, в этот раз разговор начал с того, что цирковая компания это – «государственное учреждение, где очень строгие порядки», что «опаздывать на работу – категорически запрещено!» и еще что-то добавил про «текучесть кадров», которая «неизбежна».

– Штатное расписание, к сожалению, сократили! Очень сильно! – сказал он с печальной, почти трагической интонацией и замолчал.

Длинная театральная пауза. Как много внимания ей уделялось во время обучения мастерству актера! У того, кто сумел технику довести до совершенства, пауза выглядит естественно, как нечто само собой разумеющееся. Однако в этот раз пауза слишком затянулась. Постукивая пальцами по столу, директор стал дико вращать глазами по сторонам, как будто хотел что-то вспомнить. Внезапно лицо его оживилось и просияло.

– Есть вакансия для тебя! – выкрикнул он наконец.

Сердце мое затрепетало то ли от радости, то ли от неожиданности, а затем подпрыгнуло до небес! Можно сказать –  к самому куполу здания.

– Здорово!… И как же называется должность?

– Инспектор манежа!

Предложи он мне место «фокусника», или «ковёрного клоуна» – я бы, наверное, удивилась меньше. «Инспектор манежа» – что это может быть такое? Я никак не могла соединить эти два слова вместе. Слово «инспектор» вызвало нехорошую ассоциацию с налоговой службой. (Еще одно «государственное учреждение, где очень строгие порядки»). А если нужно инспектировать круглую площадку под названием «манеж», то каким образом?

– Нет! На самом деле никакого манежа в компании нет, – продолжал директор, заметив мое смятение, – просто должность так называется. Время от времени будешь проверять…

– Проверять что?  – не выдержала я.

– «Инспектор манежа» будет проверять и контролировать всех этих мерзавцев! Пора, наконец, навести здесь порядок!

Нервно затушив в хрустальной вазочке сигарету, директор решительно встал и со словами: «Сорри, я сейчас!» –  поспешил в сторону маленькой темной комнаты. Доносящиеся оттуда звуки были мне уже знакомы – хлопающая дверца, шуршание, бульканье в стакане и еще один дверной хлопок – финальный.